ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ

Мало-помалу стало изменяться и самоощущение: сознание начало безмерно расти и приобретать невиданные оттенки. Оно освобождалось от прикованности к телу, бесконечно расширялось и охватывало все. Оно улавливало каждое движение всякого листка прибрежных дубрав; оно не видело их, но как-то чувствовало изнутри. Оно сливалось с гладью озера, нежилось под серебряными лучами луны и трепетало в каждом изгибе чуть слышных всплесков. Оно засыпало в темных пучинах вод, предчувствовало ласку серебряных нитей и томилось желанием слиться с их поцелуем. Оно исполнило собой груди снежных исполинов, струилось в их подземных ручьях, искрилось в каждом их кристалле, гордо высилось в ледяном убранстве и сладостно любовалось своим отражением в водах. Оно населяло собою все, млело в серебряной пыли воздуха, упивалось игрой света и тени. Оно продолжало тянуться вверх и вширь, оно чувствовало себе близкое и родное в светильниках неба, тянулось по их лучам и жаждало с ними единения Любви…

Еще дальше, и сознание стало скидывать с себя и этот покров. Оно чувствовало внутреннюю ткань жизни, и для него не было уже ничего мертвого. И лес, и вода, кристаллы гор и утесов, лучи света и воздуха, — вся природа чудилась исполненной внутренней жизни, спокойной и величавой, исполненной вечного радования, трепещущей и переливающейся. Над всем миром царствовала единая Песнь победной Жизни, и ее ритм, то струящийся почти бесшумно, то звучащий мощными аккордами гимна, уносил душу в страну дивных грез. Все чудилось грезой, и торжествующая в своей гордой красоте природа внимала сама этой Песне Жизни и силилась вторить ей эхом, млела желаньем навеки застыть в этом сладостном миге…

Новые и неведомые развертывались пучины. И звуки Песни звучали уже где-то в выси, и бездна все углублялась… Где-то в бесконечной дали уже чудилась граница Вечного Мрака. Как исполинский черный алмаз, приближалась Последняя Грань, за которой бытие более не существует…

И вдруг черной молнией в сознании блеснула мысль: ты один, и если коснешься Последней Грани, тебя более уже не будет!

Сознание сразу стянулось: из безмерного оно стало крохотным, и нестерпимый ужас одиночества и неминуемой встречи с абсолютной Смертью оледенил все существо. Оно стало извиваться, все стремления вылились в один вопль отчаяния, проснулась стихийная жажда Жизни и Света…

И вот блеснула вторая мысль. — Спасение может придти только как дар Вечной Жизни — от Безначальной Женственности Бога. И душу охватил единый порыв молитвы о спасении, о ниспослании защитного Покрова.

Молитва была услышана. Из неведомой доли пронесся беззвучный зов и ласка всепрощения… В своем стремительном падении, почти у самой запредельной грани, душа остановилась и полетела ввысь. Мгновение — и сознание снова в теле.

Высоко в небе блещет луна, все так же озеро подернуто серебристым дымом, все так же шепчут листья, все так же на снегах горят ответные огни. Час ночи. Прошло три часа, как взошла луна…

Я поднялся с земли и тихо пошел домой. Все существо мое горело, я почуял какую-то великую цель, увы, мне неведомую, я был весь подавлен раскрывшейся тайной и тихо шел как бы в полусне. Все сильнее и 'сильнее сердце начинала сжимать глубокая грусть. Я чувствовал нестерпимую жажду любви, моя душа трепетала от своего жгучего одиночества, я жаждал той, которая бы могла своим духом восполнить меня и поднять до уразумения чувствуемой, но не понимаемой цели. Я весь застыл в этом желаньи, я звал на помощь судьбу, и слезы неудержимо катились…

Я совсем обессилел. Я жаждал покоя, сна, но ноги плохо слушались, и сам не знаю, как у меня хватило сил добрести. Показались огни, и резким диссонансом пронзили душу пискливые звуки пошлого танца. Путешественники веселились. Лихо отплясывали кучера и лакеи, а в их объятиях наши леди и мисс, ибо других кавалеров почти не было. По-видимому, я один был зрителем волшебной феерии ночи…

§ 46. Культ и его символы царств природы; их извращения через разрыв формы с эротическим смыслом; идолы