ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ

Мистичность данного вида трансцендентного опыта, а потому его центрированность на ноуменальном, приводит к полной гибели феноменальной личности. Такой человек сам по себе не обладает личностью, ибо его феноменальный облик есть не выражение его особенных относительных ка-чествований, но только естественный образ и символ движущего им трансцендентного опыта, есть только проекция последнего в окружающую среду, Человек перестает быть членом феноменальных иерархий всех видов множеств, он имеет опору и источник жизни вне их, и если входит в их среду и участвует в процессах их деятельности, то только как нечто существенно внешнее, живущее по своим собственным законам и стремящееся к своим собственным целям. Но, будучи чужд феноменальным условиям окружающего, он в то же время не оторван от конкретного эмпирического принципиально. Его трансцендентный опыт не только макрокосмичен, но и конкретен; он существенно динамичен и призывает к свершению определенной эмпирической миссии. Как в сопряжении с принципами эмпирическое сознание целиком вливается в стихию вселенского воления, так здесь оно увлекается стихией определенного модуса ноуменального, жаждущего воплотиться в мире форм и явлений. Это воплощение совершается в самом существе познающего. Все его силы и стремления как сознательно, так и бессознательно направляются к тому, чтобы наиболее совершенно гармонировать с интуитивно-воспринимаемым, чтобы уподобиться ему в естестве и ритме всех процессов, чтобы стать своим обликом его живым символом и законом пути. Следуя этому всепокоряющему инстинктивному влечению, человек одинаково отходит и от всеобщности ноуменального, и от понимания смысла и призвания многообразности феноменальной жизни. Замыкаясь в созданном им мире, он делается узко-односторонним, видит только свою цель, все расценивает с ее точки зрения, считается со всем только по степени способности содействовать ее успешнейшему достижению. Все эти признаки и объединяются в понятии фанатика. Фанатик одинаково оторван и от полноты ноуменального, и от полноты феноменального, но в то же время он причастен и тому, и другому в некотором относительном контакте. Он воспринимает Горнее с точки зрения дольнего, а дольнее с точки зрения Горнего. Он живет в стихии промежуточного между ними тока, и все содержание его жизни выражается стремлением воплотить одно в другом, но не в довлеющей полноте, а в определенных гранях. Когда трансцендентный опыт слияния с царством идей ограничивается категорией мистики, он воздерживается от воздействия на окружающее в разуме и воле. Его орудие — мистическое же влияние, захват силой своего чувства, увлечение своим примером. Его облик начинает непосредственно свидетельствовать о реальности и природе идеального предмета его служения, и он может стать могучим деятелем истории во всех областях и видау общественной жизни. Тип такого паладина идеи всецело зависит от ее иерархического порядка. На высших ступенях мистический трансцендентный опыт может раскрыть эмпирическому сознанию глубочайшие недра ноуменального естества. Не единичная идея и даже не частная их иерархия, но целостный модус вселенского Самосознания может раскрыться в высоком интуитивном восхищении. Тогда человекделается проводником целостного откровения, а его эмпирический образ — его символом и путем. Конечной энтелехией здесь служит мистический Лик Спасителя. В Своей земной жизни Он раскрыл Волю Отца, т. е. царство принципов, в верховной идее Софийной Церкви и воплотил все содержание кафолического христианства в Своем Образе. Мистически воспринимаемые Лик Христа и путь Его жизни не только раскрывают сущность христианства, но именно только этим путем подавляющее число верующих во всех веках воспринимали его дух, ибо приобщение ко Христу и через разум, и через волю было уделом лишь весьма немногих. Человеческие достижения ограничиваются, как верхним пределом, выявлением лишь главнейших членений естества царства идей. Таковы, например, Франциск Ассизский, Св. Тереза, пр. Серафим. Далее следуют выразители одной определенной идеи. Здесь также не имеет места ее разумное осознание, как и творческое сопричисление в воле: образ человека непосредственно выражает, как символ, определенную идею, ибо она составляет его действительную сущность и содержание, все же проявления разума и воли служат только способами ее обнаружения. Таковы, например, Дон Кихот, Ниобея и др. Эту нисходящую иерархию можно продолжить сколь угодно далеко. Не только идеи всех порядков, даже наиболее частные и конкретные, могут воплощаться в определенных образах людей, но и отдельные типы психической или социальной деятельности также могут находить себе такие выражения. По памятникам литературы нетрудно построить целую иерархию хотя бы от Отелло, короля Лира и Джульетты до Плюшкина, Мармеладова и Коробочки. Каждый из этих образов тотчас же вызывает в сознании соответствующие им идеи и понятия: благородство и ревность, страдание от неблагодарности, великую любовь, скаредность и т. д. Эти образы так ярки потому, что выражение определенной идеи исчерпывает весь смысл жизни. Но и среди обыденных людей каждый в каждый же определенный и сравнительно незначительный промежуток времени воплощает в себе тот или иной комплекс идей элементарного порядка, хотя бы и в карикатурных извращениях.