Как каждая низшая ступень иерархии получает смысл и оправдание своему бытию лишь в подчинении высшим, так и низший разум делается могучим и прекрасным, когда он есть вызов, реализация и завершение разума высшего. Здесь он становится исполнителем горнего закона, видимым символом и прообразом его естества, его феноменальным орудием, методом и опорой, его конечной конкретной реализацией. Во всяком бинере первого вида тезис онтологически предшествует антитезису, но раскрывается и достигает актуальной конкретности только в эволютивной деятельности последнего. Эта доктрина, в частности, прекрасно выражена В. С. Соловьевым4.— «Высшие, более положительные и полные образы и состояния бытия существуют (метафизически) первее низших, хотя являются или открываются после них. Этим не отрицается эволюция; ее нельзя отрицать — она есть факт. Но утверждать, что эволюция создает высшие формы всецело из низших, т. е. окончательно из ничего, значит под факт подставлять логическую нелепость. Эволюция низших типов бытия не может сама по себе создавать высших, но она производит материальные условия или дает соответствующую среду для проявления или откровения высшего типа». В этом именно создании материальных условий, т. е. в начальной подготовительной организации множественности познаваемого, и заключается истинное призвание низшего разума. Он остается и здесь лишь орудием образования схем, он так же и здесь переводит неиссякаемую сочность жизни на язык абстрактных соотношений, он так же замещает здесь вечно трепещущий и переливающийся ее поток недвижными формами отвлеченных начал и их механически довлеющей феноменологией, наконец, он так же устраняет здесь самодеятельность и многообразие индивидуальных деятелей и раскрывает зияние Пустоты, но мощные веяния горнего разума, животворящие дары духа, несомые Логосом, вновь приобщают абстрактные порождения к Жизни, включают их в стихию творческого самосознания. Периферия, сопряженная с Центром, перестает быть обособленной и безжизненной. В единении с ним она проникается реальностью его бытия, включает его во все свои членения, ответствует ему и органически отражает его. Здесь периферия становится инобытием центра, его модусом; ее множественность пронизывается единством и соподчиняется ему, а единство центра начинает актуально включать в себя свою многообразность. Здесь вся периферия есть только дифференцировавшийся, но и оставшийся единым центр, а центр есть осознавшая свое единство периферия. Так низший разум на гармоническом пути делается только порогом к разуму высшему; экстаз абстрактной схемы, влекущий к угасанию в Пустоте, под всевоскрешающей благодатью Логоса катастрофически перерождается5 в экстаз органического разума осознающей себя жизни, а процесс познания претворяется в «Великое Делание», в таинство культа, в теургическое самосоздание индивидуального существа.
Совсем иной низший разум в себе замкнувшийся; здесь есть только отрешение от действительности и уход в мир причудливых изгибов отвлеченного. Живя в природе и черпая все силы и возможности своего бытия из Всеобщего, человек строит в своем сознании совершенно особый мир, одному ему принадлежащий. Обычно он даже весьма мало это и сознает, ибо, постепенно утрачивая дар непосредственного общения с живой сущностью окружающего, он утрачивает и способность безотносительной самооценки. Человек есть завершающее звено космического процесса; являясь высшей ступенью органической эволюции, он в то же время есть последняя ступень нисхождения духа в его горнем естестве. Его призвание состоит в осуществлении актуального единства горнего с дольним, в конкретной актуализации первого и в победном просветлении второго. Человек есть истинный центр проявленного мира и ось его жизни и эволюции; именно в нем воссоздается синархический закон, ибо он проникает своим единством все ступени всех иерархий и вновь воссоединяет их в своем синтетическом единстве,