ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ

Итак — энтелехия развития низшего разума как такового может быть адекватно определена как достижение полной оторванности от космической Действительности как в целом, так и во всех членениях, и утверждение самозамкнутого мира отвлеченного, безлично и безотносительно объемлющего в себе в формулах общего вида многообразие конкретности действительного методом целокупного замещения. Здесь индивидуальное не развивается до творческого сопряжения со Всеобщим и не отражает его в себе, но замыкается в пафосе построения отвлеченных схем, угашает свою самобытность и стремится выявить всеобщее путем наивысшего напряжения абстракции. В. Эрн проникновенно определяет рационализм как великий мэонический миф9. Действительно, концепция природы как механического порождения абстрактных безличных законов и начальной пассивной атомной среды изгоняет из нее всякую жизнь, безмерно уничижает ее собственное достоинство и делает ее только придатком к системе отвлеченных начал. Уже один из основоположников гуманистической культуры, Галилей, сказал: «La natura non si diletta di poesie» («Природа не развлекается поэзией») и этим определил основной lavoc, зародившегося мировоззрения. Вся природа механична и не включает в себя свободно развивающихся конкретных начал, а потому она мертва. Ее видимая жизненность есть только марево наивного наблюдения, есть только иллюзия, взлелеянная произволом фантазии, ибо в действительности все процессы природы, как неорганические, так и органические, суть только сцепления причин и следствий, а потому всегда и во всем механичны. Такое мировоззрение основным началом природы полагает безжизненность, т, е. Смерть, Ничто, ovk ov. Человек есть часть природы, а потому и сам он есть также только машина10. Периферичность его природы и построений возводятся в основной онтологический принцип, и вся вселенная провозглашается царством державной Смерти. Как всякий идол, низший разум имеет свой особый культ. Чтобы взойти в него, нужно порвать все связи с жизнью, нужно заглушить в себе вечно таящуюся тоску о Вечном, нужно опошлить и развенчать сказку, нужно с корнем вырвать из сердца поэзию, нужно стать глухим к разлитому в мире Глаголу Красоты. Это есть обращение человека заживо в мумию, в бездушный автомат, осознание себя лишь «гносеологическим субъектом». И чем дальше подвигается в этом направлении человек, тем больше он даже внешним своим обликом напоминает смерть; таковы, например, Вольтер и Кант. Но также и целые сложные культуры человеческих обществ вырождаются под леденящими веяниями низшего разума. Органичность и непосредственность жизни замещаются искусственностью норм и форм общественного устройства, уродливой извращенностью руководящих стремлений и мерещащихся идеалов, бездушностью и поверхностностью всех человеческих взаимоотношений. Общественный организм превращается в машину, безмерно угнетающую всех, сколь совершенной ни казалась бы его отвлеченно задуманная идея. Законы большинства и механически образуемое общественное мнение, нивелируя все самобытные проявления, парализуют не только творчество как свободное продвижение вперед, но и даже способность надлежащей оценки происходящего, угнетают всякое свободное восприятие. Необходимость во всех сторонах жизненного пути считаться и согласовываться с формальными нормами исподволь развращает всякого человека, гасит священное пламя мечты об идеале. Врожденное дерзновение и жажда подвига у огромного большинства заглушается еще н юношеские годы, рано наступает старческая немощь духа, холодное безразличие ко всему выходящему за порог повседневности, и начинает царить только циническая насмешка над всяким порывом ввысь.

Высший разум исполняет все существо человека возвышенным и могучим радованием. Пробуждая человека от тягостного сна феноменальной жизни, высший разум пробуждает память о первородном достоинстве духа и его светозарном отечестве. Он видит суетность окружающего и тщету его засасывающих влечений, он не только лелеет мечту об идеальном, не только таит в глубине своей души дымчатый отблеск царства Истины и Красоты, но и конкретно сознает непреложную действительность и горних озарений, и таящейся безмерной мощи собственного духа, и вневременную обетован-ность Горнего. Он не затерявшийся путник в фата-моргане изменчивого мира, покорно влекомый набегами его хаотических волн, но осознавший свою миссию пытливый исследователь глубин и самобытности своего духа, пришедший в эту юдоль для свершения конкретного опыта и поведения его ближним. Всякий, кому ниспосланы благодатные дары Логоса, не только просветляется всем существом своим, но и неустанно стремится приобщить к своим озарениям и бодрому счастью всех других людей. Премудрость есть истинный неугасимый светоч, и ее всеозаряющие лучи заставляют трепетать сознание, вдыхают жажду подвига, зовут к жертве и делают все принятые страдания тем более сладостными, чем сильнее вызываемая ими боль.