На третьей ступени можно поставить живопись. Благодаря ее близкому родству со скульптурой здесь приходится только повторить сказанное по отношению ее. Так как художник имеет в своих руках более разнообразные и полные технические средства, чем скульптор, то соотношение монаднои и пластической составляющих истинного целостного искусства здесь раскрывается с еще большей яркостью, силой и очевидностью. Но, с другой стороны, в живописи прибавляется, по сравнению со скульптурой, существенно новый элемент — краски. Распределяясь по законам категории формы, краски в то же время не исчерпываются ею и обладают чисто пластическими свойствами. Оттенки и переливы красок, их общий тип и своеобразные колориты, их сочность и воздушность — таинственным путем передают индивидуальность и устремление автора и оказывают непосредственное воздействие на внутренний душевный мир зрителей, вызывают в них гармонирующие пластические вибрации и настроения. Поэтому в живописи соотношение монадности и пластичности может и должно быть исследовано и в аспекте категории формы, и в приложении к тональностям красок. Механическое запечатление эмпирической действительности в односторонней монадности приводит или к простой фотографии, или к фотографии раскрашенной. Все равно — изображен ли здесь сложный пейзаж или жанр — в обоих случаях, одинаково, в результате получается лишь фиксированный слепок с мгновенного состояния живой действительности. И формы, и тональности красок тут запечатлевают лишь случайное единичное состояние, а потому совершенно бессильны выразить длительность и полноту непрерывно текущей жизни. Напротив, истинный художник вкладывает в свою картину, наравне с гармонией формы, также и динамическую длительность жизни. Вот почему творение большого мастера не только с тонкостью улавливает общий характер и наималейшие особенности изображенного, но и живет в прямом и полном значении этого слова. Насколько всякая фотография плоскостна и безжизненна, настолько художественный портрет или пейзаж глубинны и живы, и это одинаково проявляется как в начертании контуров, так и в красках. Итак — истинно художественная живопись отличается от фотографии тем, что первая есть гармоническое соединение монадности с пластичностью, между тем как вторая односторонне монадна. Дар пластических восприятий и воспроизведения пластической жизни и кладет непереступаемую грань между самым лучшим и искусным живописцем и истинным художником. Так как гармоническое действенное воссоединение монадности с пластичностью и есть сущность всякого творчества вообще, то признание за художником творческого достоинства является, в сущности, частным следствием из общей доктрины. Художник постольку является творцом, поскольку он воссоединяет в своей картине монадность с пластичностью, т. е. поскольку он реально творит новую жизнь. Поэтому именно художественное произведение вовсе не есть подражание эмпирическому, но создает действительно новые и реальные ценности, есть целостное теургическое действо. Современное искусство выдвинуло два противоположных направления, которые и интересны прежде всего тем, что воочию показывают тщету попыток одностороннего следования только одной из составляющих целого. Так, уродливым гипертрофированием односторонней монадности в живописи является кубизм и попытки transcensus'a эмпирических закономерностей в одной только категории формы, как это мы встречаем в знаменитом изображении «внутренности скрипки» Пикассо. Аналогичным, но противоположным крайним увлечением односторонней пластичностью являются некоторые направления импрессионизма.