Самая целостность и единство общества обнаруживается как субъект высшего порядда, деятельность и призвание которого сводятся только к осуществлению такой наилучшей организации, при которой каждый частный собственник и его единичное хозяйство находили бы для себя наибольшую безопасность от насильственных покушений и наиболее благоприятные условия для своего дальнейшего развития и возрастания. Таким образом, высшей субъектности общества как целого здесь приписывается чисто служебное значение: не граждане для государства, но государство для граждан. Признание государством частной собственности есть признание экономической свободы индивида, но так как экономическая свобода лежит в основании всякой свободы вообще и является ее необходимым условием, то государство, построенное на начале частной собственности, ео ipso построено на принципе безусловной свободы индивида. Все закономерно долженствующие бьггь стеснения и ограничения свободы индивида определяются лишь тем, чтобы свобода одного не нарушала и не стесняла свободы других. Поэтому строгость ограничений и развитость регламентации взаимоотношений граждан со стороны государства находятся в строгой обратной пропорциональной зависимости от эмпирического этического развития граждан. Это и выражается известной формулой, что всякое правительство должно стремиться сделать себя ненужным, Сюда же относится и китайская поговорка, что «законы и мандарины существуют не для честных людей». Если в эмпирической действительности начала частной собственности и свободы индивида утрачивают свою параллельную сопряженность и даже оказываются в контрадикторных столкновениях, то это происходит лишь от несовершенства конкретных условий и эмпирического состояния сознания граждан. Наряду с этим здесь необходимо указать следующее. — Всякий организм есть сопряжение центра и периферии, высшей синтетической субъектности и множества конкретных субъектов низшего порядка. Поэтому естественно восстает проблема взаимоотношений этих двух различных иерархических планов субъектности. Органическая система сознания отдельного человека центрирована на его Я,
т. е. на высшем единстве, а потому субъектности единичных элементов сознания существенно вторичны и должны служить первому, хотя бы и с ущербом для себя. В истинном духовном организме — в соборной Церкви — высший синтетический субъект и единичные субъекты, образующие множественную периферию, одинаково обладают в себе самодовлеющей ценностью и значением, а потому ни высшее низшему, ни низшее высшему не должно и не может бьггь приносимо в жертву, Но, в силу самого совершенства такого духовного организма, таковая проблема не может здесь и возникнуть. Низшее должно преодолеть только свое эмпирическое субъективное несовершенство, но не саму субъектность: стремясь к высшему и достигая его, низшее тем самым обретает и самого себя в довлеющем ему истинном величии. Равным образом здесь высшее не порабощает свободы низшего, но, напротив, пробуждает и возвеличивает ее путем освобождения из иллюзорных конкретно-эмпирических пут. В организме общества мы встречаем некоторое среднее положение между этими двумя крайними случаями. Высшее единство общества, вообще говоря, является только синтетическим, но не генетическим, т. е. оно не является заданным искони и императивно, но само возникает в историческом процессе, В каждом своем конкретном состоянии оно определяется и обусловливается эмпирическим состоянием общества как множества и совокупностью его прошлого. В силу этого эмпирическое общество занимает некоторое среднее состояние между реальными и мнимыми эгрегорами, и его высшее синтетическое единство есть лишь частью ноумен, поскольку оно в своей истории сопряглось и воплотило в себе ряд ноуменальных идей, а частью простое персонифицирование конкретного эмпирического. Эта двойственность природы высшего синтетического единства общества и разрешает антиномию взаимоотношений между ним, как целым, и отдельным составляющим его индивидом. Поскольку это единство есть ноумен, личность и свобода индивида должны бьггь приносимы ему в жертву, но здесь острота этой жертвы снимается, ибо здесь цели в своей глубинности совпадают, и индивид, жертвуя только своим внешним эмпирическим, лишь приближается к своей энтелехии и возвеличивает свою истинную субъектность. Поскольку единство общества обусловливается его эмпирическим феноменологическим состоянием, оно само должно служить индивидам и приспособляться к их нуждам. Между тем в исторической действительности мы нередко встречаем случаи, когда стоящие во главе правления всецело отождествляют государственность с высшим трансцендентным началом и потому решаются целиком приносить ей в жертву личность и свободу индивида. К этой ложной идее, которую пытался философски обосновать Гегель, мы еще должны будем вернуться в последующем изложении.