Основы тибетского мистицизма

Из-за смешения буддийского тантризма с шактизмом индуистских тантр возникла огромная путаница, которая до сих пор мешает пониманию Ваджраяны и ее символизма, как в иконографии, так и в литературе, в особенности в литературе Сиддхов. Последние использовали, как мы уже упоминали, некий вид тайного языка, в котором очень часто высочайшее одето в форму низшего, наиболее священное – в форму самого заурядного, запредельное – в форму что ни есть земного, а глубочайшее Знание выражено в форме гротескных парадоксов. Это был не только язык посвященных, но и род шоковой терапии, которая стала необходимой из-за всеохватывающей интеллектуализации религиозно-философской жизни тех времен.

Как Будда был решительным противником узкого догматизма привилегированного жречества, так и Сиддхибыли решительными противниками самодовольства покровительствуемого монашеского существования, которое потеряло всякие контакты с реальной жизнью. Их язык был таким же необусловленным, как и их жизнь, и те, кто понимал их слова буквально, бывали либо шокированы тем, что казалось им позорным и отталкивающим, либо бывали введены в заблуждение относительно борьбы за силу, магию и богатство. Поэтому неудивительно, что эта литература попала в забвение или дегенерировала в грубые эротические формы народного тантризма.

Не может быть ничего более ошибочного, чем сделать вывод относительно позиции буддийских тантр (или подлинных индуистских тантр), основываясь на этих упадочных формах тантризма. Эту позицию невозможно понять теоретически ни через сравнение, ни через изучение древней литературы, ее можно понять только путем практического опыта в контакте с еще существующей тантрической традицией и соответствующими методами, практикуемыми в Тибете и Монголии, в некоторых школах Японии, таких, как Сингон или Тэндай. Рассмотрев две последние, Глазенапп заметил:

"Женственные Бодхисаттвы на мандалах, так же как Праджняпарамита и Чунди – это бесполые существа, из которых совсем, в согласии с древней традицией, все ассоциации с сексуальной природой полностью исключены. В этом пункте эти школы отличаются от известных нам в Бенгалии, Непале и Тибете, подчеркивающих полярность мужского и женского принципов" (Н.Glasenapp, 1936).

Тот факт, что Бенгалия, Непал и Тибет упоминаются здесь рядом, показывает, что тантризм Бенгалии и Непала рассматривается как имеющий ту же природу, что и в Тибете, и что автор, хотя и признающий необходимость различения между шактизмом и тантризмом, все же не делает последний вывод, а именно тот, что даже эти буддийские тантры, символизм которых построен на полярности мужского и женского, никогда не представляли женский принцип в качестве шакти, но всегда как его противоположность: праджня(интуиция), видья(знание) или мудра(внутренняя духовная позиция при реализации шуньяты). Этим они отвергают основную идею шактизма и эго, творящее мир, эротизм. Хотя полярность мужского и женского принципов в тантрах Ваджраяны и является важной чертой их символизма, все же она возникла на уровне, который так же далек от сферы обычной сексуальности, как и математические знаки положительных и отрицательных чисел, действительных как в области иррациональных величин, так и в области рациональных или конкретных концепций.

В Тибете мужские и женские Дхьяни-Будды и Бодхисаттвы рассматриваются как сексуальные существа столь же мало, как и в вышеупомянутых школах Японии; и даже аспект единства (санскр. юганаддха, тиб. яб-юм) прочно связан с высшей духовной реальностью в процессе Просветления и, как необоснованные, полностью исключены ассоциации с областью физической сексуальности.

Мы также не должны забывать, что представление этих символов с помощью фигур рассматривается не как изображение человеческих существ, а как выражение опыта и видения медитации. И в этих состояниях поэтому нет ничего, что можно было бы назвать "сексуальным": есть только сверхиндивидуальная полярность всей жизни, которая управляет всей духовной и физической активностью и которая стирается только в высочайшем состоянии интеграции, в реализации шуньяты. Такое состояние называется Махамудра (тиб. Пхьяг-рГья чхен-по), Великая Печать или Великий Символ, чьим именем названа одна из важнейших систем созерцания в Тибете.

В ранних формах индийского буддийского тантризма Махамудра представлена как "вечно юный женский" принцип, что можно увидеть из определения Адвайяваджры:

"Слова "великий" и "мудра" вместе образуют термин "Махамудра". Она не есть что-то ( нихсвабхава), она свободна от вуали, покрывающей познаваемые объекты и пр., она сияет подобно ясному небу в осенний полдень; ее тело есть Сострадание ( каруна), не ограниченное единичными существами; она есть единство Великого Блаженства ( махасукха-каруна)"(Адвайяваджра "Чатурмудра". Цит. по Н.Guenther, 1952, с. 187).