Она простояла на верхней ступеньке минут пять. Ничего подозрительного не было слышно. Лишь кровь с равномерным шуршанием резонировала в бумажном скрутке, да в оконных стеклах тревожно билась муха. Приподнятая к потолку рука замлела, под локтем мелко и холодно закололо, словно сотня острейших иголок воткнулась в кожу. Старушка уже хотела было слезть, но в этот момент над самой ее головой кто-то истошно запищал. Писк полоснул по ушам, словно бритвой. Едва не свалившись с лесенки, бабушка все-таки нашла в себе силы спуститься и отнести ее в кладовку.
– Хоть из дому убегай… – пробормотала она, вновь ощущая в себе легкое дуновение страха.
Обхватив голову худыми морщинистыми руками, она затравленно взглянула на потолок, покрытый причудливой паутинкой мелких трещинок. Безотчетный и иррациональный ужас липким серым туманом заволакивал ее мозг. Обостренная тоска заброшенности и обреченности переполняла старуху, выплескиваясь брызгами беспомощных слез. Спазм безжалостной удавкой перетянул ей горло, и она тоненько всхлипнула.
Надо было что-то делать…
Конечно же, можно было отправиться ночевать к дальним родственникам в другой конец мегаполиса. Но что им было сказать о причине визита? Назови она таковой «попискивание на чердаке», и ее немедленно признали бы сумасшедшей. Еще можно было ехать ночевать на вокзал. Однако такой вариант пенсионерка считала унизительным: ведь у нее была своя квартира. Да и возраст не позволял ей спать среди сумок, баулов и грязных храпящих мужиков.
Наконец, когда за окнами стемнело окончательно, она решила посоветоваться с соседями – может, они тоже слышали что-то подозрительное? Соседа из квартиры налево дома не оказалось: он работал на «Скорой помощи» и был на «сутках». А вот приятный седовласый отставник из квартиры напротив не только сочувственно выслушал соседку, но и вызвался слазить с ней на чердак. Он, кстати, тоже несколько раз слышал какой-то подозрительный шорох, однако был абсолютно уверен, что это бродячие коты.
На чердак вела старая деревянная лестница, такая скрипучая, что от одного ее вида хотелось вздрогнуть. Отставник поднялся первым, открыл люк и, забравшись наверх, подал руку бабушке. Тесное полутемное пространство пахло пылью, плесенью и разогретой за день древесиной. В прямоугольнике слухового окна мертвенно светился молодой месяц. Сосед щелкнул тумблером ручного фонарика. Зловещие тени спрятались за растрескавшимися балками, паутина причудливо засеребрилась в желтоватом электрическом свете. Овальное пятно фонаря неторопливо прошлось по полу, фиксируя подсохшие кошачьи фекалии, мусор и древесные щепки.
– Да, наверное, Петровна, вам это просто пригрезилось, – сосед-отставник опустил фонарик. – Вы же сами видите – никого тут нет. Да и спрятаться на нашем чердаке негде. Разве что за балками. Так ведь взрослому человеку придется в три погибели стоять…
Вид пустого чердака не сулил ничего зловещего и потому немного успокоил бабушку. Пенсионерка Петровна придирчиво осмотрелась и, поколебавшись, взяла у соседа фонарик, тщательно подсвечивая темный угол как раз в том месте, под которым располагалась ее кухня. Ничего странного и опасного не наблюдалось, и это успокоило ее окончательно.
И тут откуда-то из дальнего конца чердака на нее уставился странный голубой глаз, удивительно похожий на человеческий. Глаз этот, словно подсвеченный изнутри мерцающим люминесцентным светом, выглядел настолько жутко, что старушка едва не свалилась в открытый люк.
– Та-а-ам… – чуть слышно прошептала она одеревеневшими губами. – Та-а-ам кто-то живой…
– Что? Где? – не понял сосед и, выхватив фонарик из ее рук, направил луч в тот самый угол, куда только что смотрела бабушка. – Да нету там никого! Вот, сами посмотрите! Наверное, у вас действительно нервная система не в порядке. Вот и чудится всякое. Хотите, Петровна, я вам хороших успокоительных таблеток дам, сам иногда принимаю?..
Спустя минут десять старушка сидела на кухне, ощущая под языком холодную горькую таблетку. Лекарство действительно помогло, но ненадолго. Смутное ощущение приближающегося несчастья парализовало волю, недобрые предчувствия, словно вязкий тягучий яд, натекали в мозг. Она ощущала себя предельно запуганной, затравленной и беспомощной. А ведь впереди была еще целая ночь, от которой не следовало ожидать ничего доброго.
Она легла спать в одежде, чтобы при малейшем подозрении на опасность успеть выскочить из квартиры. Спала старуха плохо: всю ночь несчастной чудился огромный голубой глаз, словно подсвеченный изнутри неверным голубоватым сиянием. К середине ночи она, правда, заснула, но ненадолго…
Все началось, как и в предыдущие разы, перед самым рассветом.
Хмурое утро серело за окнами. Мелкий нудный дождь барабанил по наружному подоконнику, струи воды хаотично стекали по стеклам. Поеживаясь под тонким одеялом, Петровна напряженно вслушивалась в окружающие звуки. Пронзительный стук капель о жестяной подоконник, поспешный стук каблуков на улице, тревожная вибрация троллейбусных проводов под окнами…