Особь

На платформе творилось невообразимое. Из отверстия вентиляционного люка по-прежнему курился плотный белесый дымок, но теперь он густел прямо на глазах. Дымок был явно тяжелей воздуха и потому опускался низко, окутывая гранитный пол, скамейки и дюралевые опоры рекламных щитов. А крысы все выпрыгивали и выпрыгивали, словно выбрасываемые изнутри мощной катапультой, и тут же исчезали в кефирной пелене. Плотная дымовая завеса не позволяла посчитать, сколько же их теперь на платформе: несколько десятков или целая тысяча? Люди, еще какую-то минуту назад спокойные и даже доброжелательные друг к другу, теперь превратились в скопище насквозь враждебных друг к другу существ. Страх гнал их наружу. Каждый хотел успеть к эскалатору первым, поверх голов впереди стоящих. Густая колышущаяся масса втягивалась на эскалатор медленно и торопливо одновременно, как нервный удав в нору, уже запрессованную предыдущей частью тела.

– Кры-ы-ы-ысы! – пронзительный женский голос полоснул по ушам, словно хирургический скальпель. – Они ту-у-ут, под нога-а-а-ами! Ой, кажется, укуси-и-и-ила!..

Эти слова и стали сигналом к чудовищной давке. Суровцев и Лида стояли на скамейке, вжимаясь спинами в холодную мраморную стену. Мимо них, в каких-то нескольких сантиметрах, медленно катил кошмарный вал спрессованных, возбужденных страхом людей. Взгляд Мефодия Николаевича фиксировал лишь разрозненные кадры: перекошенные рты, парализованные страхом лица, остеклянившиеся от ужаса глаза. Людская лавина катила с ревом и дикими криками, давя в фарш стоявших впереди о стены и рекламные щиты. Жуткая, обезумевшая от животного страха орава безжалостно душила впереди идущих, била, ломала и прессовала. Мольбы, матерщина и крики о помощи заглушались громким, явственно различимым хрустом костей. Наверное, так ведут себя люди, старающиеся вырваться из трюмов уже торпедированного корабля, идущего ко дну. Субтильный подросток сумел резко подпрыгнуть, подтянуться, вскочить соседям на плечи и побежать по плотному массиву голов, но не добежал немного до ступенек, рухнул, и его мгновенно с мокрым злым чваканьем затоптали. Истерически завизжала и смолкла убиваемая женщина, и на этот жуткий крик коротким всполохом наложился крик раздавленного ребенка.

Суровцев и Лида ощущали себя утопающими в море страха и ненависти. Ситуация казалась абсолютно безвыходной…

А белесый дым становился все гуще и гуще, неотвратимо подымаясь выше. И тут со стороны платформы донеслося леденящее душу многоголосое попискивание, словно бы усиленное Dolby Surround. Попискивание это звучало негромко, но очень зловеще и выразительно – даже на фоне чудовищных криков с эскалатора. Суровцев был готов поклясться, что пищит не менее нескольких сотен зубастых тварей.

Несколько человек в толпе в эти минуты вдруг сошли с ума. Они выли, ревели, кричали что-то нелепое и ужасное, осыпали соседей ударами. Из-под ног людей то и дело вырывались предсмертные дикие вопли, – там, на полу, повергнутые, сбитые с ног уже не могли подняться.

Перед самой лавкой, где стояли биолог и лаборантка, медленно проплывал интеллигентного вида мужчина с покрасневшим до багровой синевы лицом. Двигая локтями и плечами, он с огромным трудом высвободил руку и протянул ее вперед. Его сдавливали до костного хруста. Рука безжизненно замоталась на плече молоденькой девушки впереди. Та повернулась и с неожиданной злостью вцепилась в запястье зубами. Мужчина свирепо закричал, невероятным усилием вырвал руку, отчаянно заработал локтями. В какой-то момент показалось, что он медленно вырастает над колышущейся толпой. Его медленно выдавили наверх, и он тут же упал на головы, встал коленями на плечи девушки и вновь упал – на этот раз под ноги человеческому валу. Падая, вставая и вновь падая, он встал на четвереньки, дико закричал и тут же затих.

Девушка, только что укусившая его за руку, с неожиданной агрессией залезла пальцами в рот пожилой женщины и стала остервенело рвать ей нижнюю челюсть, словно хотела оторвать ее вовсе. Брызнула кровь, послышался отчаянный визг, но уже спустя секунду обе они исчезли в безудержном людском водовороте.

Высокий парень, прижатый к стене, натужно выругался. Он был красный, потный, и белки его глаз, вытаращенные от напряжения, выглядели крупней, чем на самом деле. Видимо, у него что-то выпало из кармана, и он нагнулся с огромным усилием. Было заметно, как тяжело двигаются его локти, однако спустя секунду он тоненько вскрикнул и стих. Седобородый дедок тут же неловко повалился на его спину, хрустнул костями позвоночника и низко зарычал. Барахтаясь и воя от боли, он пытался отползти по спине погибшего, однако в этот момент несколько человек навалились на них животами. Все тут же осели, послышались приглушенные вопли. Толпа слилась над поверженными, и по ее грузному оседанию можно было заметить, как притиснули к земле всех задавленных.

Едва взглянув на спутницу, Мефодий Николаевич определил – девушка теряет сознание.

– Лида, держись! – бросил он. – Не вздумай падать в обморок!