Особь

К счастью, кто-то наверху наконец-то догадался запустить все эскалаторы только в режим «подъема». Теперь четыре бесконечных ступенчатых ленты втягивали наверх полуживых от ужаса людей, полураздавленные тела и окровавленные, обезображенные трупы. Толпа на платформе заметно редела. Это давало призрачные шансы выбраться наверх. Однако плотный белесый дым не позволял рассмотреть, что же происходит на полу. Он стлался клочковатыми волнами, колыхаясь, словно желе, заползая на эскалатор полупрозрачными клочьями, которые быстро растворялись при подъеме.

Вскоре перед эскалатором почти не осталось народа – лишь из клочковатого тумана вырисовывались окровавленные контуры затоптанных и мраморные стены в алых потеках. Что-то, тяжело хрипя, ворочалось внизу. До ступенек было всего ничего – метров пять, однако Суровцев даже думать не хотел, сколько мерзких тварей скрывает густая пелена дыма.

– Главное, ничего не бойся! Ну, давай… – Мефодий Николаевич приобнял спутницу.

– Я… не могу, – лицо Лиды превратилось в маску воплощенного безумия. – Давай… тут лучше вместе умрем. Только не наверх. Хорошо?

– Слушать меня! Кому сказано! – с неожиданной грубостью прикрикнул ученый. – А ну не распускаться!

Человек опытный, он понимал, насколько губительны бывают иногда жалость и сочувствие и как может спасти измученного человека жестокая сила команды.

– Собраться! Приготовиться! – скомандовал он еще грубей и ткнул девушку ногой.

Та изумленно взглянула на мужчину, однако теперь по ее лицу было видно, что она мобилизовалась. Мефодий Николаевич подхватил полуживую Лиду на руки и, набрав в легкие побольше воздуха, спрыгнул со скамейки. Левая нога тут же скользнула по чему-то теплому и мягкому, однако Суровцев успел отскочить. Спустя несколько минут рубчатые ступеньки эскалатора вынесли его в застекленный вестибюль станции метро.

Картинка на улице мало чем отличалась от увиденного под землей. Странный бело-серый дым стлался по асфальту низко и плотно, словно грязное молоко. На ступеньках перед входом в метро, на скамейках и просто на тротуаре лежали десятки мертвецов, и их посиневшие лица смотрели в небо безжизненно и печально. Изломанные, окровавленные тела вызывали мгновенное желание отвернуться и не смотреть. Отовсюду неслись проклятья, жалобный плач и ожесточенный мат.

По улицам, в горячем бензиновом ветре, мчались бесконечные фургоны «Скорой помощи». Они протяжно подвывали сиренами, разгоняя потоки встречных машин, и проблесковые маячки бесновались на крышах язычками голубого адского пламени.

И на все эти звуки накладывалось негромкое, но леденящее душу стереофоническое попискивание. Неожиданно из клочковатого тумана вынырнула серо-рыжая крыса, пружинисто запрыгнула на ступеньку и взглянула на Суровцева огромными страшными глазами, подсвеченными изнутри холодным арктическим сиянием. Мефодий Николаевич с носка отбросил поганую тварь подальше и, подхватив девушку на руки, побежал к своей машине, припаркованной за станцией метрополитена…

Выехать с паркинга было невозможно: подъехавшие кареты «Скорой помощи» наглухо блокировали выезд. Медицинские фургоны с пронзительным визгом носились по улицам, и просверк кричащих на крышах мигалок отбрасывал на асфальт мгновенные блики. Люди, чудом выбравшиеся со станции «Политехническая», теперь безучастно сидели на парапетах, на клумбах, даже на тротуарах, не в силах шелохнуться. Белесый дымок, стлавшийся со стороны стеклянной коробки метро, постепенно исчезал, обнажая кровавые пятна на асфальте.

– Я, кажется, сумочку потеряла, – деревянно прошептала Лида.

– В метро?

– Ага. В толпе сорвали. Там деньги, документы, мобильник…

– Главное, что сама в живых осталась, – Мефодий Николаевич приобнял девушку. – Все страшное позади. Ты, главное, не волнуйся…

– А мне кажется, что все страшное как раз только и начинается, – сдавленно произнесла та.

В этот момент капот машины вздрогнул от удара. Суровцев и Лида тут же обернулись к лобовому стеклу.

Прямо перед ними, на расстоянии вытянутой руки, сидела огромная афганская крыса. Видимо, спасаясь от ядовитого дыма, она вскарабкалась на дерево, под которым стояла машина Мефодия Николаевича, да так и свалилась на капот.

Мерзкая тварь даже теперь чувствовала себя хозяйкой положения. Приподнявшись на задние лапки, грызун с интересом заглянул в салон и с внезапной агрессией зацарапал лапками по стеклу, словно пытаясь его разбить.

– Уйди отсюда… – обессиленно прошептала Лида, невольно прикипая взглядом к голубым гипнотическим глазам грызуна, и повторила, словно мантру: – Уйди отсюда, уйди, уйди, уйди…

Она махнула рукой, однако мерзкая тварь даже не испугалась. Ощерив острые скошенные резцы, она принялась деловито обнюхивать резиновые уплотнители лобового стекла. Суровцев включил дворники, и лишь их ритмичное движение заставило Rattus Pushtunus спрыгнуть с капота.

– Боюсь, что ты права, – молвил он сумрачно. – Самое страшное действительно впереди…

Глава 17