– Они вообще поразительно живучие. Даже мощнейший электрический разряд не причиняет ей особого вреда. Не берут ее ни кислотные и щелочные испарения, ни критическое для любых живых существ содержание СО2 в воздухе. Первый раз в жизни с таким сталкиваюсь! Зато я пока выяснил другие вещи. Rattus Pushtunus, оказывается, умеет передвигаться по почти отвесным стенам. Как и у обычных серых крыс, у нее на лапках микроскопические присоски. Впрочем, всем нам от этого не легче. Скорее, наоборот.
– Так и будешь все это время сидеть перед клеткой?
– Хочу дождаться, когда она наконец разродится. Одного крысеныша, как он чуточку подрастет, обязательно препарирую. Может быть, это что-нибудь даст.
Лида по-прежнему выглядела предельно подавленной. Мефодий Николаевич понимал: дело тут не только в депрессии после происшествия на «Политехнической». Девушка до сих пор не получила никаких известий об отце, и это тревожило ее больше всего.
Было очевидно – так дальше продолжаться не может. Ведь любая депрессия рано или поздно найдет выход, и хорошо еще, если это будет всего лишь слезливая девичья истерика!
Да и помочь Лиде было не так уж и сложно: дом ее отца отстоял всего в четырех кварталах от Центрального зоопарка. Связавшись по рации с правоохранителями, Мефодий Николаевич пообещал им поистине царское вознаграждение: две банки тушенки, пять буханок хлеба и бутылку водки за аренду милицейского БМП вместе со всем экипажем на полтора-два часа.
Конечно, безопасней всего было бы отправиться в путь рано утром, когда шансы нарваться на вооруженных маньяков минимальны. Однако у ментов были свои резоны – посовещавшись, они объявили: боевая машина пехоты будет у главного входа в зоопарк прямо сейчас.
– Ну что, Лида, может, заберем твоего папу сюда? – серьезно прикинул Суровцев, залезая внутрь БМП. – Ему тут и работа найдется… почти по специальности.
– Если он сам захочет, – девушка выглядела явно повеселевшей. – Главное, до его дома добраться без приключений.
Заурчал двигатель, и камуфлированный броневик, принюхиваясь к асфальту пулеметным стволом, неторопливо отчалил от центрального входа Центрального зоопарка.
Глава 23
– …так, что у тебя? Золотое кольцо с камушком? Нет, на упаковку детского питания не поменяю, слишком мало. Тут эти побрякушки на хрен никому не нужны, одна только я их беру. Еще что-нибудь сверху дай, – огромная бабища, эдакий ядреный и несъедобный продукт базарного отбора, равнодушно протянула девушке старинный перстень с рубином.
– Ничего больше нету, у меня ребенок заболел, кормить нечем… – умоляюще прошептала та. – Вы женщина или нет? У вас что – своих детей нету?! Сделайте скидку! И так сюда чуть добралась! И что – с пустыми руками домой?..
– Все, свободна, – спекулянтка колыхнула жирным подбородком, на всякий случай задвинула объемную продуктовую сумку под прилавок и обернулась к вертлявому юноше с нездоровым испитым лицом. – А у тебя что?
– Вот, – тот вытащил из кармана стянутую резинкой тридцатку блестящих автоматных патронов, похожих на маленькую металлическую щетку.
Бабища оживилась, но не настолько, чтобы выдать свой интерес.
– Украл, небось?
– Поменял…
– Ладно, меня это не касается. Твой товар. Что хочешь?
– Бутылку водяры.
– Не пойдет, – торговка решительно отложила патроны. – Водяру я меньше чем за пятьдесят выстрелов не отдаю.
– А что можешь дать?
– Пол-литра чернил – и то много, – предложила спекулянтка. – Берешь или как?
– А если на более серьезное бухло – что еще надо? – не сдавался молодой алкаш.
Торговка внимательно осмотрела его с ног до головы, уперлась взглядом в разрез рубашки.
– Крестик – золотой? Проба там хоть есть? Добавишь сверху – получишь бутылку ноль-семь…
Несмотря на жесточайшую блокаду и смертельные опасности, ставшие для горожан почти привычными, в Южном округе все еще пульсировала жизнь, и ее ростки пробивались осторожно и робко, словно полынь из-под плотного слоя гравия. Людям надо было как-то существовать: кормить детей, досматривать стариков, добывать хлеб насущный. Холодный расчет и бескорыстное самопожертвование, трусость и геройство, наглость и скромность – все это ежедневно и ежечасно перемешивалось тут, словно гигантская помойка в сепараторе.