Особь

Спустя какую-то минуту бесновался уже весь зоопарк. Кошмарная какофония неслась над темными кронами деревьев. Казалось, еще чуть-чуть – и обезумевшие звери сломают клетки, чтобы выбраться на волю. От визга, скуления и рыка хотелось бежать как можно дальше.

Секьюрити растерялся окончательно. По логике, о неожиданном психозе в вольерах следовало немедленно доложить начальнику режима. Неизвестно, какая причина заставила зверей бесноваться, и уж никто не мог объяснить, чем все это может закончиться. Однако вскоре рычанье, поскуливание и визги стихли так же неожиданно, как и начались.

Небо над зоопарком почти посветлело, до конца смены оставалось всего двадцать минут, да и начальник режима очень не любил, когда его тревожили в такое время. А главное, самому охраннику не очень-то хотелось фиксировать ЧП именно на своей смене. Если что-то и произойдет – то пусть разбирается напарник. А там, глядишь, и начальник режима появится, и специалисты-зоологи… Вот пусть они и разбираются, что к чему.

Он вновь уселся за ноутбук, однако продолжать игру почему-то не хотелось. Угрожающий шелест, слышанный в карантине, до сих пор звучал в ушах. Да и зрительная память очень некстати зафиксировала странный, словно человеческий глаз, на какое-то мгновение сверкнувший в слепом свете фонаря на темном полу. Теперь охранник и сам верил, что это, скорее всего, была не галлюцинация.

– Нет, все-таки надо работу менять, – вздохнул секьюрити, захлопнув крышку ноутбука. – А то скоро с этими тварями крыша окончательно поедет…

Глава 3

– Значит, когда вы вошли, клетка уже валялась на полу? – Суровцев смотрел на охранника цепким следовательским взглядом.

– Да, как раз между столом и холодильником, вот тут, и была почему-то перевернута на бок. Я еще невольно подумал: неужели вы или ваша лаборантка могли так ее бросить? – Секьюрити выглядел явно сконфуженным, хотя никакой особой вины за собой не ощущал.

– Ничего подозрительного не заметили? – Мефодий Николаевич внимательно осмотрел засовчик снаружи клетки, несколько раз им пощелкал и заметно помрачнел.

– Я уже говорил: когда стоял за окном, слышал какой-то странный шелест… Негромкий, но, знаете ли, неприятный такой, угрожающий. Потом, когда уже в самом помещении фонарем посветил, смотрю – глаз в темноте горит, жуткий, синеватый, словно человеческий… И не мигает! И тут же исчез. Потом – какой-то писк, словно микрофон зафонил. Потом все пропало. Я, конечно, подумал, что это галлюцинация или нечто подобное… Нет, честно: я не виноват! Откуда я знал, что у вас тут какое-то животное в клетке?!

– Последний вопрос: когда вы зашли в карантинный корпус, дверь изнутри не закрыли?

– Нет. По инструкции я всегда должен оставлять дверь открытой, – охранник честно округлил глаза. – Вы же сами знаете: а если в карантине животное взбесится и внезапно нападет на меня – как я тогда выберусь?

– Поня-атно…

Суровцев жестом отпустил охранника и уселся на подоконник. Картина складывалась вполне однозначная. Никакой вины охранника в исчезновении афганской крысы и быть не могло: он действовал согласно служебным инструкциям. Другое дело, что подлая тварь оказалась куда умнее, чем можно было предположить. Сперва грызун каким-то непостижимым образом раскачал клетку, стоящую на столе. Или носился, как сумасшедший, по замкнутому пространству, или просто тупо тыкал передними лапками и мордой в один и тот же железный прутик. Как следствие, клетка свалилась на пол, после чего от удара сработала сигнализация. Открыть клетку изнутри было невозможно, однако умная крыса, несомненно, догадалась, что от удара о пол хлипкий засовчик может отскочить. Так оно, видимо, и произошло. И уж если крыса догадалась свалить клетку на пол, то ее сообразительности вполне хватило, чтобы улизнуть из карантинного корпуса аккурат в тот момент, когда туда наведался секьюрити.

Но почему в вольерах произошла такая жуткая паника? Если верить охраннику, сразу после бегства Rattus Pushtunus не на шутку всполошились даже крупные кошачьи, что ранним утром случается крайне редко… Кто-кто, а Мефодий Николаевич железно знал, что эти животные обычно чутко реагируют на любую опасность, которая человеку может показаться незначительной и не заслуживающей особого внимания. Неужели всему виной – сбежавшая афганская крыса?

– И что теперь всем нам делать? – лаборантка Лида печально взглянула на Суровцева.

– По логике, Rattus Pushtunus следует отыскать, приласкать, посадить в клетку и расспросить, каким образом она удрала. Ну, и о причинах бегства, конечно же…

– Но как же ее изловить?

– Как, как… «Силою данного мне природой ума», – процитировал Мефодий Николаевич. – Читай Достоевского, Лида, сейчас это модно. Если природа одарила нас большим интеллектом, победим мы. Если Rattus Pushtunus – выиграет она.

– Уж если у этой твари хватило интеллекта обмануть и охранника, и инструкции, и даже сигнализацию, то наверняка хватит ума удрать отсюда куда подальше! – Лаборантка упрямо поджала губы.

Мефодий Николаевич показательно проигнорировал реплику.