Особая реальность

— Макарио, что приезжает к нам с «той стороны», из Штатов, — сообщил Эскуере, — говорил: кто испробовал пейотль, тот на всю жизнь получает отметину.

— Твой Макарио — врун, — возразил дон Хуан. — Болтает сам не знает что.

— Он и впрямь частенько привирает, — согласился Бениньо.

— Кто это Макарио? — спросил я.

— Индеец-яки, из местных, — ответил Лусио. — Уверяет всех, что родился в Аризоне, а во время войны побывал в Европе. Мастер на небылицы.

— Говорит, служил полковником, — вставил Бениньо.

Все рассмеялись и стали вспоминать всякие басни, которые рассказывал про себя Макарио. Но дон Хуан снова вернул разговор к Мескалито.

— Всем известно, что Макарио — врун, — сказал он, — однако его болтовне про Мескалито вы верите.

— Дед, это ты о пейотле? — спросил Лусио.

— О чем же еще, черт побери!

Дон Хуан ответил так резко и сердито, что Лусио даже отшатнулся. Всем стало как-то не по себе. Но дон Хуан тут же улыбнулся и продолжал спокойным голосом:

— Как вы не поймете, что Макарио не знает, о чем говорит? Можно ли вообще толковать о Мескалито, не познав его?

— Опять ты за свое, — протянул Эскуере. — На черта нам его знать? Ты хуже Макарио. Тот хоть говорит, что думает, а знает он, о чем говорит, или нет — это другой вопрос. Сколько уже лет от тебя слышу: знание, знание... Какое знание?

— Дон Хуан говорит, что в пейотле обитает какой-то дух, — сказал Бениньо.

— Пейотль-то я видел, а вот духов что-то не встречал, — сказал Бахея.

— Можете считать Мескалито духом, — стал объяснять дон Хуан. — Но чтобы понять, кто он на самом деле, надо с ним встретиться. Эскуере говорит, что я толкую об этом не первый год. Верно. Но разве я виноват, что вы не понимаете? Бахея считает: познавший Мескалито становится скотиной. А я так не считаю. По-моему, те, кто думает, что они лучше животных, живут хуже их. Возьмите моего внука. Он трудится не покладая рук. Можно сказать, живет только для того, чтобы работать. Как мул. Единственная разница — мул не пьет текилы!

Все покатились со смеху. Громче всех хохотал Виктор, совсем мальчишка. Один Элихио, молодой крестьянин, не проронил до сих пор ни слова. Он сидел на полу справа от меня, прислонившись к мешкам с минеральными удобрениями, которые спрятали в дом от дождя. Элихио дружил с Лусио с детства. Это был крепко сбитый парень, ростом пониже Лусио, но кряжистый. Судя по виду, Элихио всерьез обдумывал то, что говорил дон Хуан. Когда Бахея опять попробовал высказаться, Элихио прервал его.

— Каким образом пейотль может все это изменить? — спросил он. — Разве человек не затем и рожден, чтобы всю жизнь тянуть лямку, как мул?

— Мескалито изменяет все, — сказал дон Хуан, — даже если мы будем тянуть ту же лямку. Заключенный в Мескалито дух изменяет людей порой даже вопреки их желанию. Его можно увидеть, можно к нему прикоснуться.

— Пейотль сводит с ума, — сказал дон Хенаро, — потому и кажется, будто что-то в тебе изменилось. Так ведь?

— Как он может изменить нас? — продолжал допытываться Элихио.

— Он учит нас, как правильно жить, — сказал дон Хуан. — Он помогает и защищает тех, кто его знает. А жизнь, которую ведете вы, вообще трудно назвать жизнью. Вы не знаете, какое это счастье — делать что-либо с пониманием. У вас нет покровителя.

— Что ты несешь? — возмутился дон Хенаро. — Как это нет? А Господь наш Иисус Христос, а пресвятая Дева Мария, а святая Дева Гваделупская — разве не покровители?

— Целая охапка, — усмехнулся дон Хуан. — Ну и как, научили они вас правильно жить?

— Так это потому, что люди слушают не их, — возразил дон Хенаро, — а дьявола.

— Были бы они настоящими покровителями, вы бы их услышали, — возразил дон Хуан. — Когда покровителем становится Мескалито, его приходится слушать, хочешь этого или нет, потому что видишь его и поневоле ему внимаешь. Он умеет себя поставить. Не то, что ваши.

— Ты о чем, Хуан? — спросил Эскуере.

— О том, как вы обращаетесь к своим покровителям. Кто-то начинает пиликать на скрипке, танцор — надевает маску, навешивает на себя побрякушки, пляшет. Остальные в это время пьют. Бениньо, ты сам танцевал когда-то. Расскажи.

— Меня всего на три года хватило — работа не из легких.

— Спроси лучше Лусио, — ухмыльнулся Эскуере. — С него хватило и недели.

Все, кроме дона Хуана, рассмеялись. Лусио смущенно улыбнулся и сделал пару глотков.

— Это не столько трудно, сколько глупо, — сказал дон Хуан. — Спросите Валенсио — получает ли он удовольствие от того, что пляшет? Никакого! Привык, только и всего. Сколько лет вижу, как он танцует, — всегда одни и те же движения, да и те кое-как. А почему? Потому что не любит танцевать по-настоящему, просто повторяет из года в год давно заученное. И все, что было безобразным, так им и осталось. Он, конечно, этого не замечает.

— Его так научили, — сказал Элихио. — Я тоже танцевал в Ториме и знаю: нужно делать так, как тебя учат.

— Валенсио — танцор не из лучших, — промолвил Эскуере. — Есть и другие. Взять хотя бы Сакатеку.