Особая реальность

Через два дня, 6 сентября, Лусио, Бениньо и Элихио зашли за мной и позвали поохотиться. Они молча ждали, когда я кончу возиться со своими записями. Как бы предупреждая, что хочет сказать нечто важное, Бениньо хмыкнул себе под нос, потом сообщил:

— Лусио говорит, что хочет попробовать пейотль.

— Серьезно? — спросил я.

— Да, мне бы хотелось.

— Лусио говорит, что съест несколько шариков, если ты купишь ему мотоцикл.

Лусио и Бениньо переглянулись и захохотали.

— Почем в Штатах мотоциклы? — спросил Лусио.

Я сказал, что можно купить за сотню долларов.

— Совсем недорого, а? Ты вполне мог бы купить ему мотоцикл, — сказал Бениньо.

— Может, посоветуемся с твоим дедом? — предложил я Лусио.

— Ни в коем случае, — запротестовал Лусио. — Не говори ему об этом. Он — чокнутый и все дело; испортит. И вообще — старый и слабоумный дед, сам не понимает, что делает.

— Когда-то он был настоящим колдуном, — добавил Бениньо. — Понимаешь, настоящим. Мои родители рассказывали, он был одним из лучших. А потом пристрастился к пейотлю и стал никем. Да и состарился к тому же.

— Только и долдонит про свой пейотль, — сказал Лусио.

— Пейотль — дрянь, — вступил в разговор Бениньо. — Знаешь, мы его пробовали. Лусио стащил у деда мешочек, и мы попробовали. Ну и дерьмо!

— Вы его глотали? — спросил я.

— Нет, выплевывали, — сказал Лусио. — А потом выбросили весь мешочек к чертям.

Это воспоминание обоих развеселило. Между тем Элихио рта не раскрыл и даже не улыбнулся.

— Элихио, — спросил я, — а ты бы хотел попробовать пейотль?

— Нет, — ответил он, — даже за мотоцикл. Лусио и Бениньо сочли это очень смешным и захохотали.

— И все-таки, — добавил Элихио, — в старике что-то есть.

— Да брось ты, — прервал его Лусио, — мой дед выжил из ума.

— Не без того, — поддакнул Бениньо.

Их суждения о доне Хуане показались мне по-детски несерьезными. Я решил-заступиться и сказал, что дон Хуан был и остается одним из самых великих колдунов. Я напомнил, что дону Хуану уже за семьдесят, а он сильнее и подвижнее любого из нас, и поспорил, что они не сумеют подкрасться к нему незаметно.

— К деду не подкрадешься! — с гордостью сказал Лусио. — Он брухо.

Я заметил, что только что они называли дона Хуана старым и слабоумным.

— К брухо не подкрадешься, даже если он старый, — со знанием дела объяснил Бениньо. — Его можно одолеть только скопом, когда он спит. Как это сделали с Севикасом. Людям надоело его колдовство, и они его убили.

Я попросил рассказать подробнее, но оказалось, что это случилось давно: то ли еще до их рождения, то ли когда они были совсем детьми. Элихио добавил, что о Севикасе люди говорили, будто он всего-навсего дурак: настоящему колдуну зло причинить невозможно. Мне хотелось узнать, какого они вообще мнения о колдунах. Оказалось, что колдуны их не очень-то интересуют. К тому же они горели желанием отправиться на охоту и пострелять из привезенного мной ружья.

Мы молча отправились в густой чапараль. Шедший впереди Элихио обернулся и сказал:

— Может, мы и в самом деле придурки и дон Хуан прав. Подумать только, как мы живем!

Лусио и Бениньо стали ему возражать. Я выбрал середину. Согласился с Элихио и сказал, что не раз ловил себя на мысли, что живу не так, как надо. Бениньо удивился: мне ли жаловаться, когда у меня есть и деньги, и машина. Я заметил, что они ничуть не беднее: у каждого свой участок земли. Парни хором ответили, что хозяин их земли — государственный банк. Я сказал, что хозяин моей машины — тоже банк, который находится в Калифорнии. Моя жизнь не лучше, чем у них, просто она другая. Тут мы вошли в заросли.

Ни оленей, ни кабанов мы не встретили, зато подстрелили трех кроликов. На обратном пути зашли к Лусио, и он объявил, что его жена приготовит жаркое из крольчатины. Бениньо отправился в лавку купить бутылку текилы и содовой. Вернулся вместе с доном Хуаном.

— Никак дед себе в лавке пиво покупал? — со смехом спросил Лусио.

— Извините, что пришел незваный, — сказал дон Хуан. — Хочу узнать у Карлоса, не собирается ли он в Эрмосильо.

Я сказал, что думаю поехать туда завтра. Бениньо тем временем стал раздавать бутылки с содовой. Элихио отдал свою дону Хуану, и поскольку у яки отказаться от подарка — значит глубоко обидеть человека, дон Хуан ее спокойно принял. Я отдал Элихио свою, и тому пришлось ее взять. Тогда Бениньо отдал мне свою. А Лусио, который сразу понял, что к чему, уже свою бутылку прикончил. Он повернулся к Бениньо, на лице которого застыла трогательная гримаса, и со смехом проговорил:

— Плакала твоя бутылочка!

Дон Хуан сказал, что содовой не пьет, и отдал свою бутылку Бениньо. Мы молча уселись на веранде,

Элихио беспокойно теребил края шляпы. Было видно, что он нервничает.

— Я все думаю о твоих словах, — обратился он к дону Хуану. — Как пейотль может изменить нашу жизнь? Как?

Старик не ответил. Он пристально посмотрел на Элихио и вдруг запел песню на языке яки. Это была даже не песня, а как бы речитатив. Мы долго молчали. Я попросил дона Хуана перевести слова.

— Эта песня только для яки, — сказал он коротко.

Его отказ огорчил меня: я был уверен, что он пел о чем-то важном.