Герцога Рануччо пьячентинцы не любили. Он жил в Парме, Пьяченцу задвинул и к тому же вызвал дружную ненависть знатных семейств города тем, что позарился на их земли; особое возмущение поднялось по поводу закона, отчуждающего в пользу Фарнезе многие охотничьи угодья. Раздражали также претензии герцога на маркизат Колорно, подаренный в свое время его дедом Оттавио сыну своей любовницы Барбары Сансеверина, Джироламо Санвитале, хотя это было сугубо частным делом. Смерть Агаты была кстати. На Апеннинском полуострове еще со времен Лукреции в качестве политических слоганов любили использовать трупы поруганных и убитых женщин – версия с убийством Агаты членами семейства Санвитале очень правдоподобна, поэтому, ухватившись за смерть Агаты, Барбара Сансеверина вместе со вторым своим мужем Орацио Симонетта возглавили заговор, к которому присоединились представители знатнейших фамилий. Среди заговорщиков были сын Барбары от первого брака Джироламо Санвитале вместе с ее внуком Альфонсо Санвитале, князем Мирандола, граф Альберто Каносса, Пио Торелли, граф Монтекьяруголо, Агнесса дель Коретто, благородная маркиза ди Грано и «множество других благороднейших мужчин и женщин, цвет Пьяченцы».
Рануччо тоже не дремал и в 1611 году арестовал Альфонсо Санвитале по обвинению в убийстве и Агаты, и его, Альфонсо, собственной жены, – жену Альфонсо прирезал гораздо раньше, и поначалу никто этого не заметил, – после чего разразилось громкое дело, прогремевшее на всю Италию. Сначала дело касалось древнего закона, идущего от римлян, называемого в юриспруденции uxoricidio honoris causa. Закон наделял мужа правом убить жену и ее любовника, если они застигнуты in flagranti – на месте преступления; также это право предоставлялось отцу или мужским родственникам – то есть братьям в первую очередь в случае отсутствия отца – в отношении дочери (сестры, племянницы) и ее любовника, застигнутых в доме отца или зятя. Отец обязан был убить обоих, и свою дочь, и ее любовника, если он не желал, чтобы его признали убийцей, причем именно обоих, – забавное уточнение, – а муж мог ограничиться только убийством жены – так как жена была его собственностью, и он мог поступать с ней так, как ему заблагорассудится, – но мог заодно убить и любовника. Это не только не расценивалось как преступление, особенно если сразу будут убиты оба виновные в прелюбодеянии, но даже вменялось в обязанность. В случае процесса Альфонсо Санвитале об убийстве жены, развязанного против него герцогом, обвиняемый использовал для защиты uxoricidio honoris causa. Главным же аргументом обвинения было то, что in flagranti не имел места быть – жена не была застигнута с любовником на месте преступления, и любовник не был убит, – поэтому оправдание по части honoris, чести, отпадало; Агата же вообще не была ни женой, ни дочерью, ни сестрой обвиняемых в ее убийстве.
Рануччо вроде выступил в этом деле как реформатор, наказывая преступления, совершенные не из ревности, отнюдь нет, а во имя чести. Рассказы об удавленных, зарезанных и отравленных женах, дочерях и сестрах, «приносимых с каким-то дьявольским сладострастием в жертву тупой испанской идее, идее фамильной чести», как пишет об этом Муратов, повествуя о судьбах Бьянки Капелла и герцогини Амальфи, заполняют итальянскую историю. Вроде бы герцог выступил как реформатор, но на самом деле Рануччо жертвы мало интересовали, и весь процесс был затеян только из-за угодий и борьбы за влияние. Во время следствия у одного из слуг Альфонсо Санвитале, Онофрио Мартани, под пытками было вырвано признание, указывавшее на заговор; вскоре все заговорщики во главе с Барбарой Сансеверина были арестованы, и в 1612 году произошел так называемый Большой суд, состоявшийся в Парме, но над одними пьячентинцами. В Парму же их вывезли специально.
Все обвиняемые были людьми заметными, и суд прогремел на всю Италию. История запомнила Рануччо в первую очередь именно из-за Большого суда, а не из-за каких-либо других поступков, хотя он многое для Пьяченцы и Пармы сделал положительного, особенно по части законодательства. Под пытками во время процесса подсудимые среди заговорщиков назвали имена Винченцо Гонзаги, герцога Мантуи, и Чезаре д’Эсте, герцога Модены, – что было сделано исключительно для того, чтобы запутать следствие, – причем Рануччо включил имена этих правителей в список обвиняемых, испортив отношения со всеми. Герцог процесс выиграл, так сказать, и все заговорщики были обезглавлены на площади у палаццо Пилотта в Парме 29 мая 1612 года, причем первой взошла на эшафот Барбара Сансеверина, бывшая любовница деда Рануччо, Оттавио, та самая, у которой Стендаль украл фамилию для своей героини в «Пармской обители» и которой Торквато Тассо посвятил сонет под названием «В похвалу волос донны Барбары Сансеверени графини ди Сала», In lode de’ capelli di D. Barbary Sanseverini Contessa di Sala. Барбаре во время казни было шестьдесят два года. Как патетически восклицает хронист: «Голову, увенчанную косой, прославленной на всю Италию, теперь увенчала героическая смерть», и вместе с головами заговорщиков были обрублены и все претензии Пьяченцы на самостоятельность. Прямо дело об убийстве Кирова.