Особенность конкретного простора

Не всякая очевидная правда является уместной, а, следовательно, – безусловной правдой, потому что это условие существует – уместность.

Попробуйте, остановить любого прохожего и сообщить ему какую угодно бесспорную правду. Например:

«Кит – животное, а не рыба!» Или – остановить смеющихся прохожих со словами: «Увы, господа, как бы вы ни были веселы, всё равно найдется какой-нибудь гад, который испортит вам настроение!» И даже, если вы сообщите прохожему что-то для него очевидно полезное: «Курить вредно!» или дружески приободряющее: «Вы продвигаетесь в верном направлении!» – всё равно прохожий воспримет эту правду исключительно как помеху на его пути. Ибо называется этот путь – прайвиси, в смысле – не твоё дело, то есть – его частное дело. Во что невозможно поверить, когда прохожих вокруг – целая армия!

ЭХ!

Интересно, что случайные прохожие, общаясь друг с другом, как правило, в строго информационном поле («сколько времени?» или «как пройти на Газгольдерную улицу»), могут вдруг высказаться не к месту художественно.

Однажды, когда я спросил: «Который час?», прохожий ответил: «Твой!» А в незнакомой мне Сызрани, где я поинтересовался насчет ближайшей пивной, мне сказали: «Там же!» Еще случай. Проходил я мимо женщины, стоящей возле картонного ящика с надписью «Самсунг». Женщина мне сказала: «Эх, зря ты в другую сторону идешь! А то бы по пути мне коробочку донес!»

Эх! Всё бы ничего, если б не ящик!

ЗАЧЕМ?

Прощаемся в передней. Объятья, поцелуи в щеку. Зачем? Скоро же увидимся – снова расцелуемся. Зачем? Вот, если бы мы, расставаясь, вдруг надавали друг друга по щекам – тогда, при встрече, наши поцелуи были бы искренними. А так – пустая формальность. Бездушная.

КУПЛЮ ВОЛОСЫ ДОРОЖЕ ВСЕХ

Читаю объявление на стене нашего дома: «Куплю волосы дороже всех» и чувствую в этих словах некую недосказанность. Какую? Задумавшись в очередной раз, я вдруг понял: слова «Куплю волосы» адресуются широкой публике, но затем их интонация резко меняется на проникновенно личную: «Дороже всех… для меня – только ты!»

Именно так и звучат слова бессмертной души, обращенные к каждому, кто желает в повседневности расслышать её голос.

ЗАРЯДКА

Есть такая здравоохранительная практика: сразу после пробуждения не вскакивать спешно с кровати, но, лежа (ноги вытянуты, руки по швам), повернуть голову в сторону до упора и там – зафиксировать взгляд, а затем – в другую сторону до упора и там – зафиксировать взгляд. Это – в горизонтальной плоскости. Потом так же – в вертикальной: головой вверх и вниз, фиксируя взгляд.

Получается – Роза ветров: с Запада на Восток – от Кронштадта до Владивостока. И по вертикали: от северных морей до южных гор. Много раз.

Вот так ежеутренне я утверждаю себя в пространстве – с помощью восстановленных координат, утраченных во сне.

Похоже на крестное знамение, но – одной головой.

ПЛОЩАДЬ В ТРЕТЬЯКОВКЕ

Площадь картины Иванова «Явления Христа народу» в Третьяковке равняется жилой площади трехкомнатной квартиры без лоджии и подсобных помещений (6 на 8) А ее значительно меньшая копия, находящаяся в Русском музее в Питере, равняется площади кухни в двухкомнатной квартире (2 на 4). Теперь о литературе. Гоголь сравнивал Русь с тройкой (коренник и две пристяжных), Блок – со своей женой, а Гончаров – с «Великой бабушкой» – в последних словах своего «Обрыва». Далее: Чернышевский – простая змея, а Добролюбов – очковая. Кто так сказал? Тургенев!

Если ученик в своем ответе сумеет вставить эти знания, то любой учитель поймет, что отвечал он не по шпаргалке, а на основе своего личного опыта и интереса.

Если ученику покажется, что указанные знания не соответствуют заданному вопросу и в нужный ответ они никак не вставляются, он должен сам задать вопрос – учителю: «А почему вы смотрите на меня, как Николай Александрович на Ивана Сергеевича?» – «Это как?» – не поймет учитель. Вот тут пусть ученик и вставляет.

ЭСТЕТИКА В СИЛЕ

Из-за неумения рисовать портреты он не прошел в Академию художеств. Пейзажи посмотрели – ничего, сойдут. Другое дело – портреты. Портреты – дрянь. Так что, идите в политику, молодой человек. Позже он скажет: «Наша революция не победит, пока мы не дегуманизируем людей». Вот оно – художество в политике: в отместку за свое неумение рисовать людей – дегуманизировать их. Стереть их личность. «Сотри, – говорит, – случайные черты – и ты увидишь – мир прекрасен!»

Бывало, очарованные сами стирались.

ЗАЦЕПА

– Ты – чеэк умый, пасы сам: ну кто тут – коме тебя?

– Если говорить с матросом в зубах, то тут вокруг – никого. Один уровень. Со всплесками.

– А я скажу: – Я не логопед, не знаю, как правильно, но «никто» – у нас лучше, чем «кто-то» – в полоску или – в горошек – такой меленький, знаете?

– Знаем: как ни верти шилохвоста, у него всегда шило в заднице – вот и вертится. А шилоклювка – ругое делдо.

– А кто не вертится? Вот сквозняки, например, – всегда себя сами находят, даже в лампочке Аввакума.