Особенности брачной ночи, или Миллион в швейцарском банке

— Возблагодарим, — согласился он. — Сегодня же храму будет пожертвовано серебряное напольное распятие.

— И два подсвечника, — быстро добавил монах.

Маркграф кивнул в знак согласия.

— Кхе, я, собственно, по делу, — отец Бонифаций забрался в кресло у окна. Стоптанные башмаки болтались над полом, не доставая до него. — Долг призывает меня донести до вас, дети мои, добрую весть. Изабелла, все еще пребывая в длительном трауре по поводу утраты дорогого супруга, вашего единокровного отца, дорогой маркграф, а так же в болезненной кручине после вашего внезапного отъезда после… после… — Святой отец запутался в витиеватой своей речи и закашлялся. — После некоторых известных вам обстоятельств, не находит себе место от радости и волнения. Наши горячие молитвы о благополучном исходе… кхе… болезни дорогой Агнес и победоносном завершении… кхе… свадебного путешествия… Господь услышал. И вернул ей душевное спокойствие. Изабелла, наша возлюбленная дочь, кротость и умиление Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии, воспылала жаждой провести свои последние дни в молитве и уединении. Перед уходом в монастырь она выразила желание попрощаться со своими дорогими чадами…

Я почувствовала, как дрогнула рука маркграфа Хендрика, которой он поддерживал мои плечи, не давая завалиться в подушки.

— Изабелла собралась в монастырь? — в изумлении спросил он.

— Да! — торжество светилось в запавших глазках отца Бонифация.

— В какой же монастырь она собралась? — все никак не мог поверить маркграф.

— Э-э-э… — чуть замялся монах. — В приют Христовых Невест-Бернардинок.

— Хорошо, мы навестим Изабеллу перед ее отправлением в монастырь.

— Сегодня вечером она ждет вас… — отец Бонифаций сполз с кресла, благословил ложе размашистым перекрестием и, стуча ботинками, покинул опочивальню.

Маркграф подождал, пока хлопнула дверь, и позвал:

— Гунда, ты все слышала?

— Еще бы! — отозвалась старуха. — Ха! И не верю ни единому слову!

— И я сомневаюсь, — согласился Хендрик.

— Слезай с кровати, нечего пачкать покрывало, им пользовалась еще твоя матушка… — ворчала она, гремя какими-то железками.

Теплая рука отпустила мои плечи, лишив их опоры.

— Гунда, представь себе, на лестнице у северной стены действительно кто-то был и окно открывал. Пыль стерта. Смотри, что я нашел на ступеньке…

Они замолчали, склонившись головами и разглядывая нечто маленькое на ладони маркграфа.

— Шут, — сказала старуха.

— Варкоч, — согласился с ней маркграф.

Мне захотелось тоже взглянуть, что такое они рассматривали, но не было сил вымолвить хоть слово или пошевелить пальцем. Голова моя клонилась, клонилась, пока не завалилась носом в розовое покрывало.

— Гунда, — услышала я далекий голос. — Чем ты ее напоила? Ты же знаешь, я не переношу пьяных женщин!

— Еще бы мне не знать! — ехидно прокаркала ворона и захлопала крыльями, устраиваясь в гнезде.

Глава 12 Год 2005, утро

Несколько черных птиц сорвались с голых ветвей мертвого дерева и беспорядочно закружили в ярко-синем небе, словно осенние листья, сорванные ветром. Кажется, мне так и не удалось толком заснуть на охапке старой соломы в пещере. Все время слышались осторожные шаги, неясные шорохи и тихий шепот. Кто были те две фигуры, которые явились в ночной тьме? Призраки или живые существа? Я не могла толком понять, был то обморочный сон или явь.

Меня разбудил птичий гомон. С большим трудом удалось размять затекшие ноги и заставить себя умыться росой. Зубы стучали от сырого холода, который, казалось, навсегда поселился в теле. Мне было до слез жаль потерянного чемодана, в котором было столько сухих и теплых вещей! Хорошо хоть сумочка осталась при мне, а в ней главные сокровища: «Титул», паспорт и авиабилет. Обняв себя за плечи и сотрясаясь от озноба, я преодолела несколько метров тропинки и застыла, приоткрыв рот.

Я протерла стекла очков полой свитера, водрузила их на нос и уставилась на могучие развалины. Глыбы дикого камня вздымались над головой неприступным бастионом. В расселинах притулились худенькие деревца с искривленными стволами. Мне пришлось запрокинуть голову и приставить ладонь козырьком ко лбу, чтобы рассмотреть в ярком солнечном свете останки крепостной стены. Оказалось, что я провела ночь буквально в двадцати минутах ходьбы от замка. Передо мной возвышался Грюнштайн. Угрюмый, седой от пятен лишайника, весь в ранах обвалившихся стен, он врос в гору по плечи.

Поместье находилось в плачевном состоянии и требовало капитального ремонта. Некогда могучее оборонительное сооружение производило жалкое впечатление одряхлевшего богатыря.

По обвалившимся глыбам я вскарабкалась на стену и окинула взглядом окрестности. Океан зеленых волн расстилался до самого горизонта. Дух захватывало от простора и хотелось обрести крылья, чтобы стать его частью. В нестерпимо ярком небе кружили птицы. Теплый ветерок донес голос горной реки. Я присела на теплый камень, сорвала травинку и пожевала ее в унынии одиночества. Среди развалин заброшенного замка и сквозняков могут обитать только привидения или горные духи…