Не умещаясь рядом на лестнице, поднимались в мою квартиру. Ирина шла за мной, и я боялся обернуться, опасаясь увидеть уже не ее, а Ира, черноволосого и желтоглазого, почти хищного — после Ирины почти чужого. Не знаю, почему, но теперь Ир казался мне еще более далеким и непонятным. Вот вам и пооткровенничали. Только проанализировать свои чувства я так и не успел. Как и в прошлый раз, когда мы с мерцающим вдвоем гуляли по моему миру, на лестничной клетке нас ждал сюрприз.
На коврике, прислонившись спиной к моей двери, сидел на корточках светловолосый парень в легкой плащевой крутке. Когда я начал подниматься по последнему лестничному пролету, он поднял голову. У меня вырвался изумленный вздох:
— Никита?
И в этот момент, сверкнув глазами и не меняя позы, он заговорил матом. Отборным. Но у нас так не матерятся, я точно знаю. Так колдуют. Не у нас, у них. «Что происходит?» — вот и все, что я успел подумать, потому что в ту же секунду меня с дороги отшвырнул Ир и тоже заговорил на их магическом непереводимом языке.
Глава двадцать пятая
Кто ходит в гости…
То, что Андрей называет во мне высокомерием и снобизмом, всего-навсего гордость. Фамильная гордость, не более того. Но как объяснить это тому, кто понятия не имеет о благородном происхождении? Я вообще не уверен, что в его мире есть кто-то, кому можно было бы его приписать. Поэтому наш психолог, которым так восхищаются все без исключения, никогда не сможет понять меня. Благородство чуждо его миру.
Конечно, после того, как он появился у нас, я пересмотрел свои взгляды на некоторые вещи. Но это ведь не означает, что теперь должен вести себя, как тот плебей. Пусть темные оказались вовсе не такими, каковыми они мне представлялись. Пусть я согласен подписаться под тем, что Илюизмена Вик-Холь достойна править настоящим кланом, не то что нашим классом. Конечно, достойна. Я таких девушек вообще еще ни разу в жизни не встречал. А как встретил, понятно почему растерялся. И все равно, считаю, что так безоглядно доверять темным все же не стоит. Карунд — благороден, его слова об Антилии окончательно убедили меня в этом. Но Машмул… этот темный раздражает меня одним своим молчаливым присутствием. Правда, молчит редко. Такое чувство, что его так и подмывает широко открывать рот при каждом удобном и не очень случае. И все же сейчас я шел именно к нему. Потому что благородный всегда поймет благородного. И сумеет войти в его положение.
Карунда застукали на нашей светлой половине. Конечно, он пришел к Лие. И хорошо еще, что я увидел, как на него наступают наши, светлые парни. Вышел, сказал им, что у нас новый классный, который потребовал, чтобы мы ходили друг к другу в гости. Быть первым выпало Карунду, вот он и пришел. Они, конечно, так просто не поверили. Позвали Лию. Она, услышав мою версию и глядя на Карунда преданными глазами, все подтвердила. До Ириль конечно же не достучались, уж мы-то знали, где она сейчас, точнее, с кем. Но все равно, ни Лии, ни Кару покоя не дали бы. Поэтому пришлось брать огонь на себя. Видел бы меня отец — он бы оценил изящество моего жеста. Я объявил, что если они нам не верят, сам отправлюсь на темную половину общежития, в гости к Машмулу. И вернусь оттуда к вечеру живым и даже не покалеченным.
Беда в том, что сказал это, чтобы покрасоваться, поймать на себе благодарный и восторженный взгляд благородной леди, а одобрительную усмешку Карунда можно было бы проигнорировать, но честно признаюсь, что и она была мне приятна. То, что Иль-Янь достойный противник и прекрасный союзник, я уже знал, поэтому его одобрение было для меня особенно лестным. И только потом до меня дошло, на что именно я подписался.
Помахав на прощание всем ручкой, отправился на заклание. То, что это будет именно оно, понял, когда пересек границу своего крыла и территории нейтральных. Мелькнула спасительная мысль — не идти дальше, осесть где-нибудь здесь. Конечно, появиться у Рутберга или Пауля я бы не рискнул. Они бы непременно расспросили про обстоятельства, которые привели меня к ним. А вот Фа… он был идеальным вариантом. И, если подумать, это не трусость. Да-да. Малодушие, но не смертельное. Будь на моем месте кто-то еще, он бы тоже поостерегся появляться там, где уже не раз бывал, но совсем при иных обстоятельствах.