Особенности национального пиара

«История да будет терпима ко мне, так как у меня есть намерение ее написать» (History will be kind to me for I intend to write it), — сказал Уинстон Черчилль. He люблю цитировать его афоризмы. Во-первых, черчиллевским заемным остроумием пользуются все. Во-вторых, далеко не все у него удачно. А в-третьих, никогда ведь не знаешь, действительно ли произнес такую фразу этот толстяк-остряк, потерявший Британскую империю, или ему опять что-то приписали. Проверять-перепроверять времени нет...

Но тут очень к месту.

Дело в том, что, как бы мы ни относились к сэру Уинстону, для его деятельности разные толкования действительно возможны. Вот можно сказать: погубил ты, Уинстон, со всеми своими шуточками-прибауточками Империю. А можно: спас ты Британию, попутно посасывая сигару и потягивая армянский коньяк. Тому и другому, поискав, можно найти массу доказательств. Искать есть где: фактов много, источников море, всегда найдется подходящий аргумент.

То же со Сталиным (кровавый диктатор, он же — эффективный менеджер и великий государственный деятель). То же, предположим, с Рузвельтом. Или, скажем, с Мао.

О великих мужах более поздних времен и говорить не приходится: все они уже жили в эпоху самых массовых коммуникаций. А ныне действующие, дай Бог им всем здоровья, кроме Ющенко и Саакашвили, — и вовсе живут в эру интернета. Хочешь не хочешь, а каждый твой чих и пук будут откомменитрованы если не в новостях, то в блогах — по самое не могу.

Если же смотреть с середины XX столетия «вниз», в глубины истории, то возможность трактовки какое-то время сохраняется. Точнее, еще как-то сохраняется она на протяжении нескольких столетий.

Конец XIX — начало XX вв. Николай II слаб, бездарен, да еще и кровав. Николай II любит свой народ, бережет его, а еще крайне совестлив и деликатен, и вообще — хороший семьянин...

Конец — начало XIX вв. Наполеон Бонапарт — величайший человек в истории. Наполеон Бонапарт — выскочка и тиран, водит за нос весь мир...

Конец XVII — начало XVIII вв. Петр I — великий реформатор. Петр I — безумный разрушитель...

И то и другое будет правдой, и то и другое — хотя бы в значительной степени — доказуемо. Но где-то на рубеже XVII столетия, а у нас на наших просторах все-таки и со столетия XVIII, смолкают комментаторы, исчезают варианты, гаснут цветные экраны, и картинка становится черно-белой. Кстати, как раз до этого самого рубежа доведено повествование в этой книге.

Где-то выше мы говорили, что история — место тесное. Коли вести обратный отсчет от начала XVIII столетия, если смотреть в глубь веков, то совершенно очевидно: каждому историческому персонажу достается только одна краска — белая или черная. В массовом сознании однозначны абсолютно все герои.

До конца XVII века русская история напоминает шахматы. Все фигуры только двух цветов. Белые — хорошие, черные — плохие.

И знаете, это нормально. Это, что называется, проверено временем. Такова Традиция.

На стереотипах держится человеческое сознание. А штамп помогает общественности как-то еще помнить с грехом пополам далекие от нее времена, до которых у нее, общественности, по большому счету нет дела. У нее другие дела: кормить детей, достраивать баньку на доставшихся от родителей шести сотках, отдавать кредит за машину, и если сойдется бюджет — ездить летом в Турцию.

Зачем нормальному обществу десять версий еще черт знает какого-то Лжедмитрия?

Зачем выносить внутренние разборки историков на суд общественного мнения? То, что для специалиста — интересная гипотеза и тема дискуссий, вне круга профессионалов — простое запудривание мозгов. Каковое никогда не осуществляется просто так — для красоты эффекта.

На самом-то деле это другая операция. Не запудривание, а промывание.

История при всей своей пыльной библиотечной сущности, при своей опрокинутости в прошлое — вещь на самом деле ужасно актуальная. Не зря о ней спорят в газетах...

Сейчас, прямо на наших глазах, она в очередной раз используется как инструмент. Бывает, люди насилуют историю. Бывает, история насилует людей. В данном случае — историей насилуют людей. И все всё понимают: речь не о науке, не о восстановлении истины, а о современной политике.

Исторические вопросы поднимаются и резко актуализируются, когда появляется потребность либо легитимизировать либо делегитимизировать власть и ее действия.

Во времена русской Смуты не было более востребованного специалиста, чем летописец-историк, выяснявший, кто ближе всех к Рюрику. Во времена Генриха VIII не было более востребованных людей, чем историки-богословы, которые могли дать экспертное, основанное на прецедентах, заключение, что он имеет право разводиться с женой-королевой. Сумасшедшие карьеры делались на этом и зарабатывались огромные деньги.

Десятью годами ранее это не имело никакого значения.

Так и сейчас. Кого по большому счету интересовала подлинная ситуация вокруг пакта Молотова-Риббентропа и Мюнхена, скажем, в 1965 году? Мир стабильный, биполярный, шаг вправо, шаг влево — ядерный удар, и все. Сейчас международная ситуация нестабильна.