Баллада строится на контрасте огромного подвига, совершенного маленьким человеком:
Простота и естественность слога Р. Рождественского подкупают с первых строк. Его произведения отличаются спецификой чувств лирического героя. Таинственность в балладах выражается через необычную силу духа и патриотизм советского человека.
Следует отметить, что шестидесятники перенимали поэтические традиции у своих предшественников. Так, футуристическую манеру В. Маяковского, его сложность языка и ритма перенес в свою «Балладу 41-го года» (1960) А. Вознесенский. Ей свойственная та же физиологичность описания: ты чувствуешь каждый удар по клавишам, как будто это ты лежишь там, в каменоломне. Так жестоко и страшно представлять полуживого солдата с обрубленными пальцами, пытающегося наиграть знакомую мелодию, соединяющую его с миром живых:
Это баллада о мистической тяге к искусству как к жизни. Поэт заостряет внимание на невероятной силе человеческого духа, его стойкости. Необычный метафорический рисунок и визуализация стиха создают неповторимую, ужасающую атмосферу. Рояль тоже ранен и искалечен, как живое существо, он лежит вместе с людьми в убежище и ждет своей участи:
Через аллегорическую картину: боль и раны музыкального инструмента, поэт воссоздает картину человеческих страданий. А. Вознесенский мастерски синтезирует музыку и поэтическое слово, что дает возможность не только увидеть, но и услышать голос войны.
Со всей очевидностью мы можем утверждать, что в балладах, повествующих о трагических событиях Великой Отечественной войны, помимо героизации и мужества, утверждается и философское начало. Поэты не только ведут повествование о трагических, переломных ситуациях в жизни страны, но и осмысливают общечеловеческие проблемы, дают им оценку. Война предстает как безумная катастрофа, которая несет гибель всему чистому, прекрасному, возвышенному.
Следует отметить, что баллады поэтов-шестидесятников не ограничиваются только военной тематикой. Их сюжеты строятся на романтическо-любовных, исторических, мифологических, библейских сюжетах. Им свойственно осмысление современной действительности, достижений и свершений бурной советской эпохи. Однако начиная с конца 1960-х гг. происходит переактуализация в литературном сознании. Меняется восприятие роли поэзии: из ораторского призыва к действительности лирика чаще всего становится своеобразной «формой исповеди» (С. Чупринин), которая напоминает человеку о нравственных духовных ценностях. В жанре баллады усиливается философское начало, что продолжает сближать ее с элегией («Новоарбатская баллада» В. Соколова, «Баллада об ушедшем» Ю. Кузнецова и др.).
Среди жанрово-тематического многообразия баллад 1960-1970-х гг. отчетливо выделяется романтическая природа баллад И. Бродского. В его творчестве наблюдается связь не только с романтической традицией первой трети XIX в., но и с классической, фольклорной балладой. Поэт активно обращается к произведениям раннего Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Вяземского, Батюшкова, Полежаева, Баратынского, о чем свидетельствуют наличие общих мотивов и образов в его произведениях, способов художественного изображения, отсылок в форме цитат, контаминаций и аллюзий, присутствие романтического двоемирия, тем смерти и творчества, поиска себя и собственного пути в необычных условиях. Наиболее ярко соответствуют жанру баллады стихотворения «Баллада Лжеца» и «Баллада Короля» из поэмы «Шествие» (1961), «Диалог» (1962), «Под вечер он видит, застывши в дверях» (1962), «В тот вечер возле нашего огня» (1962), «Ты поскачешь во мраке по бескрайним холодным холмам» (1962), «Холмы» (1962). Исследователи отмечают такие черты балладной поэтики автора, как столкновение реального и ирреального, отсутствие морализации, характерные для народных баллад, особая ритмика, неопределенность в решении житейских вопросов, мотив одиночества [210, с. 170].