Особняк

Это, как подумал Шон, одно из преимуществ собственного самолета: в начале полета не приходится слушать нудную тягомотину по правилам безопасности. Едва успев подумать об этом, он почувствовал, как шасси коснулись взлетной полосы.

– Ого!

Венди вскрикнула, и Шону показалось, что он, наверное, тоже вскрикнул, но все произошло слишком быстро, и он не успел это обдумать.

Наземная команда состояла не из таких опытных новичков, как они рассчитывали. К концу дня Уиски Ран будет покрывать всего двадцать сантиметров снега, но в то время, когда они приземлялись, снег валил, как всегда, сильно. Наземная команда почистила посадочную полосу за час до их прилета, а затем еще раз, как только пилот сообщил, что самолет на подлете, но им стоило подождать еще несколько минут: этого времени как раз хватило, чтобы на земле образовалась ледяная корка.

Шон почувствовал, как нос самолета отъехал влево, а затем, вызвав у него тошноту, снова вернулся вправо. Двигатели включили задний ход, и он почувствовал, как его бросило вперед на сиденье. На краткий миг Шон подумал, что, быть может, все закончилось и самолет выровнялся, но затем его снова повело влево, и на этот раз он не смог скорректировать курс. Он продолжил вертеться. Возник небольшой крен, так как одно шасси оторвалось от посадочной полосы, и Шон почувствовал, как самолет слегка наклонился. Он задался вопросом, не может ли самолет перевернуться, как машина.

А затем внезапно он, к счастью, дернулся и остановился.

Шон понял, что ощупывает себя, словно солдат, который пытается убедиться, что его не подстрелили, но все было в порядке. Венди расплакалась, но с ней тоже все было хорошо. Стюардесса встала со своего места, но затем остановилась, развернулась и убежала на бортовую кухню. Он услышал, как ее стошнило. Дверь в кабину пилотов открылась, и из нее вышла второй пилот, латиноамериканка средних лет по имени Николь. Она хотела проверить, все ли с ними хорошо, и тут же начала извиняться. Охранники Шона тоже повскакивали со своих мест и засновали вокруг с ошеломленным видом. Он дал всем знак, приказывая уйти. С ним все было в порядке. Все в порядке. В порядке.

Впрочем, его шокировало, как быстро все произошло. «Так это обычно и случается», – подумал Шон. Ему тридцать шесть, и в его распоряжении команда охранников, личных тренеров, личных шеф-поваров и частных докторов. Он построил себе дворец в лесу и укрепил его не хуже сейфа. Ему принадлежат все деньги мира. Но миру наплевать на него. У погоды нет с ним личных счетов. Гравитация не кланяется никому в ножки. До него дошло, что Венди что-то говорит, но ее голос звучал как будто издалека, словно эхо, поэтому Шон встал и отправился в личный туалет в хвосте самолета. Его хорошо пронесло, и он просидел там несколько минут.

К взлетной полосе подъехали джипы, и, выйдя из самолета, Шон сел в тот, который уже прогрели для него. Снег все еще шел с невероятной настойчивостью, и он заметил, что окно кабины пилотов успело занести. Сама взлетная полоса исчезла под снегом: она ничем не выделялась и представляла собой лишь геометрическое нечто.

По дороге в особняк Игл Шон был особенно молчалив, и Венди несколько раз спросила, в порядке ли он. Все было нормально, но он не хотел разговаривать, хоть ему определенно стоило снять стресс. Шон просто смотрел через лобовое стекло на мигающие огни снегоуборочной машины, ехавшей перед ними, расчищая дорогу.

И все же к тому времени, как они осилили подъем, с которого ему должен был открыться особняк Игл, гордо стоящий на холме – снег все еще валил так сильно, что его было сложно разглядеть, – Шон непонятно почему почувствовал себя невероятно хорошо. Да, было страшно, но он «Эй, Шон, цени то, что имеешь!».

Он вышел из машины, почти посвистывая. Вместо того чтобы направиться к главному входу, они объехали особняк и заехали со стороны – там, где была крытая подъездная дорожка, чтобы ему не пришлось бороться со стихией, – но снег все же ударил ему в лицо. «Это бодрит», – подумал Шон. Еще одно напоминание о том, что он все еще жив. Шон велел своей свите исчезнуть с глаз, а затем они с Венди направились к центральной оси здания. Стеклянные лифты выглядели идеально, и, поднимаясь наверх, он выглядывал наружу через окна в передней части здания, восхищаясь тем, как благодаря снегу исчезло из бытия все – остались только Шон Игл, особняк Игл, Гнездо.

Когда двери в Гнездо открылись, он увидел, что Эмили потягивает кофе из чашки, опершись о стол. «Она выглядит очень-очень хорошо, – подумал Шон. – Здоровая. Счастливая». Он испытал знакомый приступ боли – так давала о себе знать та его часть, что все еще любила ее, – но при этом он почувствовал и кое-что еще. Разочарование, наверное, потому что отчасти Шон желал, чтобы Эмили была несчастной, одинокой, запертой здесь вместе с Билли. Он хотел, чтобы она поняла: ее поезд уже ушел. Но вместо этого Шон и Эмили обнялись, она чмокнула его в щеку, и они поболтали пару минут.

– Я знаю, что тебе не терпится поговорить с Билли, – сказала она.