Особняк

Раздался голос отца. Это был нежный, тихий шепот. Он забавный, душевный и милый. Дом, который он построил в своем подсознании, был приятным местом. Ни Рут, ни Роуз ни разу не бывали на пляже одни, но дом в подсознании их отца стоял на пляже, а с крыльца открывался вид на океан. Когда папа уходил в себя, девочки иногда навещали его там. Они оставались невидимыми и не произносили ни слова – они не хотели вторгаться в его личное пространство, но им нравились тепло песка и солнца и нежный шум волн, накатывающих на пляж.

Их мама издала короткий смешок.

– Вряд ли мы можем сказать: эй, наши дети кажутся веселыми и умными, у них куча друзей, но иногда они ведут себя странно. Знаешь, что девочки сказали мне вчера днем? Роуз заявила, что у женщины, живущей над нами, в животе был малыш, а теперь его нет и что она не хочет никому об этом рассказывать, но она рада, что так получилось. Нет, ты только подумай. Не жутковато ли?

Их мама была не такой, как папа. Она тоже умела веселиться и тоже была душевной и милой. Как и все мамы, она обладала волшебными руками, всегда способными выдержать вес ее детей. Она редко на них кричала, а если и делала это, то только чтобы привлечь их внимание, а не наказать. Бет изо всех сил старалась понять дочерей, быть с ними рядом, но, как и папа, мама иногда удалялась в свой воображаемый дом. Разница была лишь в том, что если дом отца был очень светлым – золотое солнце согревало его, а шум океана убаюкивал, мерно покачивая на волнах, то дом матери казался темным и страшным.

Раньше, когда они были совсем маленькими, девочки не понимали, что это личное пространство и что люди не хотят никого пускать в свои воображаемые дома. Они знали, что у каждого человека есть особое место, куда он может удалиться, но думали, что мама может посетить папин пляж, так же как Рут и Роуз могут слышать мысли друг друга. Но когда они стали старше, то поняли, что нет, не только мама не может прийти на папин пляж, но и папа никогда не был в мамином воображаемом доме. В те дни, когда мама бывала молчалива и печальна, Ротко спрашивал, что с ней, и девочкам хотелось рассказать правду: она была в страшном доме.

Может быть, если бы Бет хоть раз показала им свои детские фото или отвезла девочек в Канзас-Сити, чтобы показать дом своего детства, они уловили бы связь между местом в воображении матери и домом, в котором она выросла. А может, и нет. Может, они и не поняли бы, что дома как похожи, так и отличаются друг от друга. Это было одно и то же здание, разумеется: гниющее крыльцо, по два окна спереди и сзади, на первом и втором этажах, та же облупившаяся темно-синяя краска на ставнях. Но дом в воображении матери был окутан щупальцами тьмы, уличный фонарь едва освещал нижние ступени крыльца. Несколько раз они шли за ней по тротуару, на два шага позади – тихо, чтобы она не оглянулась, – но им никогда не хватало смелости свернуть с дорожки, подняться вслед за матерью на крыльцо и войти в дом. Их пугало, что дом владел ее разумом. Они видели, как она входит в него и дверь за ней захлопывается, и понимали: что бы ни происходило за рассохшейся дверью, это зрелище не для их глаз.

Когда их мама возвращалась из своего воображаемого дома – ее визиты обычно длились всего мгновение, но временами и по нескольку дней кряду, даже если она пыталась делать вид, что все в порядке, – Рут и Роуз беспричинно ударялись в слезы. Они ничего не могли с собой поделать. Бет всегда подбегала к ним, обнимала, и они сворачивались клубочком на диване или кровати. Девочки толком не понимали, это они ищут материнского утешения или наоборот. Они знали только, что не хотят идти за матерью, когда она уходит в тот мрачный дом в своем воображении.

Рут и Роуз знали о его существовании, но их удивило, когда они поняли, что мама на самом деле не видит дом. Она говорила, что устала, завалена работой или ей просто взгрустнулось. Но Рут и Роуз знали правду, даже если она была неведома их матери: она снова пошла в тот дом.

Возможно, осознание того, что их мать даже не знает о существовании этого дома, который всегда ждет ее в темном уголке подсознания, помогло Рут и Роуз признать, что родители не верят им, когда они говорят, что им снятся одинаковые сны. Их родители ничего не понимают, так есть ли смысл будить Бет, чтобы рассказать о том, что им приснилось? Она только разволнуется еще сильнее. Рут посмотрела на часы: родители не разрешали им вставать и смотреть телевизор хотя бы до семи утра. А пока они смогут полежать здесь, на нижней кровати, под одеялом, крепко обнявшись и шепотом обсуждая то, что им было уже известно.