Особняк на Соборной

– Сталин и Гитлер. Видится мне, что недалек час, как сцепятся в смертной схватке… И будет она страшна невиданно… Извините, вынужден вас покинуть, мне обратно! Я гуляю по такому маршруту всякое утро… – Деникин приподнял кепку, а потом, надев, взял по-военному под козырек. Уже было разошлись, но Антон Иванович вдруг окликнул Эфрона и приблизившись вплотную, буквально на расстояние дыхания, очень тихо и очень серьезно сказал:

– Послушайте меня, старика! Ехать не советую… Марину пожалейте, ей ведь цены нет…

Но Эфроны вскоре уехали в СССР…

Сергея Эфрона арестовали вскоре по приезде в Россию. – Не в меру, пожалуй, осведомлен! – вынес приговор Сталин и дал команду пустить «под сплав». Эфрон был давним и стабильным агентом НКВД. С его активным участием проводилась операция по Миллеру – он осуществлял слежку и наводил группу захвата. Но было еще, по меньшей мере, два «темных дела», где Сергей Яковлевич «засветился» как исключительно старательный злодей.

Многообразие равнодушия

Сегодня, пожалуй, только историки разведки помнят имя Игнатия Рейсса, капитана (а по меркам армии – полковника) советских органов госбезопасности, сотрудника иностранного отдела ОГПУ в резидентуре Франции и Швейцарии. Игнатием-то он стал в двадцатом году, а до этого был вполне благополучным Натаном Порецким, выпускником юридического факультета Венского университета, юношей несколько возвышенным, без меры начитавшимся Маркса и даже побывавшим в Трире, где наслушался рассказов о необыкновенных дамских похождениях любимого им Карла, свободно выпивавшего за один присест десяток литровых кружек пива, к тому же изводившего местных жителей идеями о несовершенстве тихой и благополучной жизни родного городка, нарушаемой только в дни похорон очередного епископа. Трир был известен как место погребения высших иерархов германской католической церкви. Как ни странно, но именно человеческое многообразие автора «коммунистического призрака» подтолкнуло Натана к революционным идеям. Превращая слово в дело, он как-то незаметно для себя позволил оказаться в числе зарубежных осведомителей ВЧК, а затем, преуспев в этом деле, стал весьма перспективным агентом разведуправления Красной Армии. Однако проверочное наблюдение за ним самим показало, что Рейсс качнулся в сторону Троцкого, особенно когда тот объявил о создании 4-го Интернационала. Советы сделали вид, что «качка» не заметили. Но в июле 1937 года Рейсса пригласили в Москву якобы для получения правительственной награды за участие в деле «красных маршалов». (В июне после краткого процесса расстреляли главного армейского «аристократа», маршала Советского Союза Михаила Тухачевского). Поразмыслив и переговорив с Эфроном, который чересчур настойчиво советовал Игнатию немедля ехать, обещая устроить мягкое купе, с полным пансионом до самой границы. Рейсс принял решение остаться во Франции. И, чтобы враз отсечь прошлое и недосказанное, опубликовал открытое письмо Сталину, обличая его коварство и жестокость. Надо ли удивляться, что вскоре в полусонной Лозанне, на берегу Женевского озера, на одинокой парковой скамейке был обнаружен труп моложавого мужчины в парике и накладных усах, с аккуратно простреленной головой. Рядом валялся надорванный пакетик с кормом для лебедей, которые с сытым равнодушием величественно плавали возле ног трупа, обутых в хорошие лаковые ботинки. Полиция быстро установила личность убитого – гражданин СССР Рейсс Игнатий Станиславович. Преступников поискали больше для вида, поскольку отлично знали, чьих рук это дело, понимая всю бесперспективность его раскрытия.

Через год в парижской клинике, после удаления пустякового аппендицита, в возрасте 32 лет скончался Лев Седов, старший сын Троцкого. Операция прошла вполне успешно, а ночью больной внезапно умер. Говорят, накануне в палате видели Эфрона, он посетил Льва Львовича, беседовал с лечащим врачом, сетовал на внезапность подобных болезней и советовал Седову навсегда избавиться от таких угроз.

– Утром, старик, будешь как огурчик! – и помахал из-за окна фасонистой клетчатой шляпой. Перед рассветом больной как раз и умолк навсегда. Отец, Лев Давыдович Троцкий, был безутешен, а вскоре Эфрон получил вызов из Москвы. В посольстве ему намекнули:

– Судя по всему, старик, тебя ожидает награда и немалая…

Его расстреляли в первые дни войны, присовокупив к десятку других агентов, собранных с европейских городов. Умертвили в Москве, причем без всякой огласки, да и кому она нужна была в те дни, когда вести с фронтов, одна горше другой, подавляли любые другие новости…