Особняк ночных кошмаров

Цилиндр был сделан из необычного, похожего на серебристый металл, но в то же время полупрозрачного материала. Его поверхность покрывал очень мелкий, многократно повторяющийся узор.

– Слушай, у меня д-дома есть н-н-настоящий микроскоп. Давай рассмотрим эту штуковину б-б-более внимательно.

В другое время предложение очкарика мне бы очень понравилось, но тревога за сестру и Антона не позволяла расслабляться и думать о чем-то постороннем.

– Начни заниматься этим без меня, Ромка. Я во что бы то ни стало должен разыскать Глафиру. Алексино не такой большой город, и наверняка кто-то знает, где она живет.

– Н-неужели тебе не интересно? Такие находки бывают раз в жизни, да и то не у всех. – Ромка положил цилиндр в рюкзачок, поднялся. – Если я обнаружу что-то необычное, обязательно т-тебе расскажу.

– Договорились.

Мы вместе пошли к воротам кладбища, и по дороге я рассказал Ромке об изобретенной Иваном Орловым Машине Счастья.

– Возможно, этот цилиндр как-то связан с его изобретением, – предположил я, вышагивая среди заросших бурьяном могил. – В жизни и смерти Ивана много загадочного и необъяснимого.

– Ты уже решил, как оформить свою могилу?

– Что? – переспросил я, от неожиданности споткнувшись на ровном месте. – Не понял.

– Ни один нормальный человек об этом не думает. Вряд ли мечтавший о всеобщем счастье парень стал бы разрабатывать дизайн места своего упокоения. Возможно, кто-то позже использовал его могилу как тайник. Мм-может быть, даже инопланетяне. Цилиндр т-такой необычный…

– Сейчас меня больше интересует другое. Как ты думаешь, что связывало между собой таких разных людей, как Иван и баба Глафира? Почему она приносит цветы на его могилу? Если бы я знал ответ на этот вопрос, ее было бы легче найти.

– Т-т-трудно сказать. Слушай, Мишка, покажи мне эту машину, п-пожалуйста, – остановившийся у выхода с кладбища очкарик с надеждой посмотрел мне в глаза. – Это так здорово – машина, делающая людей счастливыми.

Я обещал Ромке показать необычное сооружение завтра утром, а сегодняшний день решил посвятить более важным проблемам. Мы расстались – смешной паренек в белой панамке успел запрыгнуть в отходивший автобус, а я подошел к толпившимся у кладбищенских ворот бабкам. Они целыми днями продавали здесь искусственные цветы и наверняка не раз видели юродивую.

– Глафира сюда частенько ходит. Да кто ж знает, где она живет?! – нехотя ответила на мой вопрос одна из торговок. – Мы за ней следить не нанимались.

Похоже, и здесь меня ждала неудача! Я с досадой пнул валявшийся под ногами мусор и пошел к автобусной остановке.

– Постой, милый, куда же ты? – окликнула меня стоявшая поодаль от других торговок худощавая старуха. – Глафира минут десять назад вошла на кладбище. Подожди ее здесь, она скоро вернется. Долго она там не задерживается.

– Спасибо! – Я со всех ног ринулся в дебри кладбища, надеясь застать юродивую на могиле изобретателя…

– Было время, процветала в мире наша сторона… – звучал приятный женский голос. – В воскресенье бывала церковь божия полна…

Я открыл глаза. Над головой расстилалось желтоватое, выгоревшее от жары небо и раскидистые кроны деревьев. Недавние события всплывали в памяти, потихоньку выстраиваясь в единую цепочку. Судя по всему, я бежал по кладбищу, споткнулся, ударился головой об оградку могилы, ненадолго вырубился и теперь отдыхал на земле по соседству с коренными обитателями этого города мертвых.

– И селенье, как жилище погорелое, стоит, тихо все, одно кладби́ще не пустеет, не молчит… – пропела женщина.

Я приподнялся, отряхнул с рубашки песок и посмотрел по сторонам. В двух шагах от меня на земле сидела карлица в огромном, не по росту просторном халате и завязанной на затылке косынке.

– Баба Глафира!

– Ты прошел, прошел, не сгинул, ты прошел! – оборвав пение, проговорила юродивая.

– Спасибо вам, баба Глафира. Огромное спасибо! Ваша монетка спасла мне жизнь.

– Ты прошел, – повторила она, а потом вновь затянула свою таинственную песню.

– Скажите, откуда она у вас.

– Монета? – Маленькие тусклые глазки бабы Глафиры неожиданно посерьезнели, приобрели осмысленное выражение. А когда она заговорила, мне показалось, что передо мной находится другой человек. – Когда я была иной, я не знала, откуда она. Мой отец всю жизнь собирал старые монеты, но и он не представлял, что подарил ему нищий старьевщик. Никто не знал, что ею расплатились с Иудой. Когда пришли тяжелые времена, отец продал свои монеты. Все, до последней – так он думал, но ошибся. Ошибся. Одна затерялась в ящике стола. Я нашла ее позже, через много-много лет. Это было предостережение, но никто не понял его. Я шла своей дорогой, я не знала, не знала, куда она ведет. А теперь мне открыто многое, только зачем, зачем, зачем?

В голосе юродивой звучало отчаяние. Признаюсь, я не умел утешать людей, и потому, пробормотав несколько сочувственных слов, заговорил о другом: