Особняк с выходом в астрал

– Альбина Эдуардовна, Альбина, – голос бабки внезапно стал слаще меда. – А что сыночек-то мой, зачем приходил сюда, матушка?

– Затем же, зачем все ходят. Судьбу наперед узнать хотел. Пустое дело. Богу надо молиться да грешить поменьше… А у сына твоего на уме недоброе было, уж очень он боялся. Толкала его неведомая сила.

– Это баба, – встрепенулась Альбина. – Уж поверьте, матушка, Толя мой не такой. Я его воспитала правильно. Муж мой, покойный, чтоб ему… сколько я от него претерпела… – вдруг заголосила она, но вовремя опомнилась. – Я Толю воспитала правильно, чтоб мать уважал, а от баб подальше держался. Все беды от этих вертихвосток.

– Женить его надо было, – изрекла Клавдия.

– Понятное дело… Да вот на ком? Посмотреть-то не на кого, вокруг одни… прости господи. А Толя-то мой видный, они вокруг него вьются.

Я закатила глаза, пользуясь тем, что бабка меня не видит. «Видный» Толя был не краше пугала, слепа материнская любовь, ох, слепа. Но не задержавшийся в женихах Сизов меня сейчас интересовал, а сумка с деньгами, не худо бы Клавдии хоть что-то узнать на этот счет. Но она решила развить тему продолжения рода.

– И детками бы пора обзавестись.

– Было бы с кем деток-то заводить.

– Что, вообще никого нет? В его-то возрасте?

– Никого в дом не приводил.

«Дурак он, что ли?» – мысленно хмыкнула я, а старушка продолжила:

– Да и какой у него возраст, молод еще, пусть погуляет.

– Не загулялся бы… для мужика воздержание вредно. Мысли разные в голову лезут, и от них смятение в душе.

– Это да… Вот я и подумала, он сюда к зазнобе ходит.

– И как тебе такое в голову пришло? – посетовала матушка.

– Так ведь… он последнее время сам не свой, не поговорит со мной и все убежать норовит. Я и испугалась, все, думаю, какая-то дрянь Толечку к рукам прибирает. На деньги его нацелилась.

– А деньги у него откуда? – нахмурилась Клавдия.

– Как откуда? Он же работает. Зарплата у него солидная. И у начальства он на хорошем счету. Всегда с премией.

– Он ведь бухгалтер?

– Да, бухгалтер.

– То-то я вижу, он деньги все считает, но не свои.

– Не свои, матушка. Он в «Быстрых деньгах» работает, здесь, неподалеку, на бульваре.

– Это их вчера ограбили?

Тут я мысленно присвистнула. Кто бы мог подумать? Как все хитро переплелось, я стала свидетелем ограбления, ну, не свидетелем, положим, однако налетчиков видела. А Сизов там работал.

– Ограбили, матушка. А я об этом только сегодня узнала. Когда ко мне пришли.

– Кто пришел?

– Этот из полиции. Толя на работу не явился. Звонили с работы, спрашивали. А потом этот… А я Толю со вчерашнего утра не видела. И на звонки он не отвечает. Он не любит, когда я днем звоню, мол, работать мешаю. А тут стал говорить, что и вечером у него работа. Начальство просит остаться.

– Это он когда сказал?

– Да уж месяца два. Последнее время он сам не свой. Вот я и заподозрила.

– Что заподозрила?

– Кого. Бабу, само собой. И решила соследить. Ждала возле работы. Соседа попросила помочь, не бесплатно. Он на прошлой неделе два раза со мной на своей машине ездил. Улица Терешковой, двадцать пятый дом, квартира тридцать.

– И квартиру узнала?

– А как же. Сосед за ним в подъезд, Толя на лифте, а сосед по лестнице. Успел увидеть, в какую квартиру вошел. Но хозяйку не видел. Я с ним вечером поговорить хотела, с Толей, втолковать, отчего бабы эти подлые возле него вьются. Какое там. Нет у меня, говорит, никого. Матери врет. Я решила обойти соседей, узнать, что за дрянь в тридцатой квартире, но от нервов давление скакануло, пришлось отложить. А он, значит, на прошлой неделе и говорит: задержусь, мол, на работе, ну, я сразу к офису. А он сюда явился, к вам то есть. Я уже не знала, что и думать. Дом богатый, но стоит ли радоваться?

– А сегодня он, значит, дома не ночевал?

– Нет. Вчера я у подруги на дне рождения засиделась, прихожу домой, а сыночка нет. Я звонить, а мобильный-то отключен. Раз двадцать звонила. Ночь на дворе, а он молчит и домой не является. И это зная, что у матери давление: ну, думаю, закрутила-завертела его негодяйка. И к ней.

– К кому?

– Вот уж не знаю, как ее зовут. К лахудре этой, с Терешковой.

– И что?

– Ничего. Хотела сыночка вразумить, чтоб впредь от матери не прятался, да и бабе этой не мешало мозги вправить. Но никого в квартире не оказалось. Уж я звонила, и соседей подняла, и в дверь барабанила, так и не открыли.

– Не открыли или не было никого?

– Не было. Сынок мой характер знает, не рискнул бы за дверью прятаться. Вернулась я домой ни с чем. До утра на каплях. А утром с работы звонят, потом из полиции пришли. На работе Толика нет, и на звонки не отвечает. Ну, я этого из полиции проводила и сразу сюда. Если нет на Терешковой, так, может, здесь?

– А полицейскому об адресах сказала?

– Нет, как бы сыночку не навредить. Мало ли что. Да и не хотела признаваться, что за родным сыном следила. Срам-то какой: матери врет, по бабам шастает. Матушка, куда он делся?

– Я вижу только то, что Господь мне пожелает открыть, – вздохнула Клавдия. – Похоже, милая, в вере ты не крепка.

– Не крепка, матушка, но стараюсь. В церковь по праздникам хожу.