– То есть вы об этих деньгах ничего не знаете? – усмехнулся Андрюшенька, чувствовалось в нем большое недоверие.
– Тебе сколько раз повторять? – обиделась подружка. – Может, он и был в поясе, набитом деньгами, когда здесь сидел, но я ничего такого не заметила. А ты, Лизка?
– Не было никакого пояса, – сказала я. – Он пиджак расстегнул. Да и с какой стати ему с этим поясом таскаться, если его к тому моменту уже менты допросить успели.
– Да, успели, – кивнул Андрюшенька. – А вот заглянуть в его машину никто не догадался.
– Конечно, деньги ведь грабители забрали, – поддакнула Клавдия.
Однако было заметно, Андрея мы не убедили. Не знаю, чем бы все это закончилось, но тут в домофон настойчиво позвонили.
– Кого это принесло? – нахмурилась подружка, которая сюрпризы не жаловала.
Сюрпризом оказался Паршин, в одной руке букет цветов, в другой – коробка конфет, под мышкой – бутылка шампанского.
– Да чтоб тебя, – прорычала Клавдия, с сомнением взглянула на нас, но дверь открыла.
Мы спешно скрылись в гостевой спальне. Ворковать парочка начала еще в прихожей и на этот раз рухнула в гостиной, к моему большому неудовольствию, потому что мимо гостиной незаметно не прошмыгнешь. Вот мы и сидели в молчании, слушая, как верещит Клавдия и стонет Паршин.
– Когда ж это кончится? – не выдержала я.
– Судя по прошлому разу, не скоро, – вздохнул Андрюшенька. – Может, смоемся?
– Куда?
– Ко мне, – с готовностью предложил он.
– Размечтался, – ответила я презрительно.
– Тогда к тебе. Грабители в кутузке, и у тебя теперь абсолютно безопасно.
– Дурочкой меня считаешь? – хмыкнула я, а он притянул меня за руку и поцеловал.
Надо сказать, впечатление произвел, и я, вполне возможно, расчувствовалась бы, если бы не вопли за стеной. Чужое счастье моему совершенно не способствовало.
– Ладно, пошли, – сказала я, поднимаясь с заметной неохотой, когда Андрюшенька от меня отлепился. Физиономия у него сделалась весьма довольной, но ненадолго.
Дом мы покинули через окно, стараясь ничем не выдать своего присутствия, и направились к машине Толмачева.
– Здесь посидим, – сказала я, видя, что он собрался заводить джип. Андрюшенька чертыхнулся сквозь зубы и укоризненно посмотрел на меня.
– Лизавета, – позвал он через пару минут. – Давай я тебе в любви признаюсь.
– Давай, но это не поможет.
– Почему?
– Я не бросаюсь на шею первому встречному.
– Так мы вроде это… немного друг друга знаем.
– Тогда глупо удивляться, что тебе ничего не обломится.
– Должен пройти какой-то период? Типа испытательного срока? – съехидничал он.
– Вот именно.
– И долго ждать придется?
– Это уж как получится. Кстати, я слушаю, слушаю.
– Чего?
– Признания.
– Перебьешься. Куда торопиться, если у нас вся жизнь впереди.
– Согласна, – кивнула я.
Но спокойно ему не сиделось, и он вновь меня поцеловал, что возражений не вызвало. В общем, время мы провели приятно, я даже немного расстроилась, когда появился Паршин. Выглядел, кстати, изрядно помятым, но довольным.
Он отбыл восвояси, а мы с Андрюшенькой вернулись в дом. Толмачев держал меня за руку и, войдя в прихожую, сделал мне знак молчать, намереваясь, судя по всему, проникнуть в гостевую. Но не угадал. Клавдия курила в кухне и сказала громко:
– Не таитесь, голуби.
– И как у вас, матушка, здоровья-то хватает? – сказал Андрюшенька, входя в кухню.
– Ты о своем здоровье думай, оно тебе ох как пригодится, коли надумал за Лизкой ухлестывать.
– Не запугивайте. Если хотите знать, я готов к любым испытаниям.
– Вот это правильно. Испытания она тебе обеспечит.
Пока они продолжали беседовать в том же духе, я сбежала в ванную, а приняв душ, устроилась в своей постели в состоянии, близком к блаженству. Сквозь сон я слышала: кто-то скребется в дверь, то ли Андрюшенька, с надеждой на продолжение, то ли Клавдия, с намерением поболтать о своем женском счастье. Проверять я не стала.
Утром меня разбудил громкий стук в дверь.
– Подъем! – рявкнул Андрюшенька.
Я взглянула на часы и удивилась, в самом деле, спала я дольше обычного, сладко потянулась и спросила:
– Что за спешка? Сегодня выходной.
– Вот именно, – ответил он. – А значит, нам пора отправляться в парк.