Особняк самоубийц

В ее память врезался лозунг толпы разбитных пенсионерок, написанный на длинном ватмане зеленым фломастером: «Берегитесь, коммунисты, — идут бабки-экстремистки». Возбужденно-радостные старушки с бесшабашной удалью пели под гармошку озорные частушки про коммунистов. За ними шагали колоритные бородачи в кубанках и алых шальварах. Следом во фраках, с хоругвями в руках, с песнопением «Боже, царя храни…» вышагивали монархисты. В толпах сновали хорошо узнаваемые публичные люди: писатели, артисты, политики.

На телевидении замелькали репортажи с дворянских собраний и балов. Из уст в уста обыватели передавали друг другу прейскуранты на стоимость должностей, чинов и дворянских грамот. По сходной цене можно было пристроиться на работу в солидную организацию или купить приличную родословную княжеского рода. В депутатах появились маргиналы, попы-расстриги и лица с уголовным прошлым. Драки и скандальные заседания депутатов шли бесконечным сериалом на голубых экранах.

Казалось, советское время, так долго сдерживающее человеческие страсти единой идеологией, раскрыло ящик Пандоры, и оттуда повалила всякая всячина. Бывшие граждане Советского Союза словно освободились от связывающих их пут и вели себя вольготно, как безрассудные малые дети в отсутствие взрослых. Что делать с этой свободой, никто не знал.

Вскоре в магазинах пропали продукты, прилавки приобрели девственную чистоту, исчезли даже спички и соль. И от этого стало жутко, особенно в городах, в селах у колхозников кое-какой провиант все-таки имелся. За продуктами занимали очередь чуть ли не в полночь и дежурили сутки напролет, и когда завозился товар, он тут же мгновенно раскупался.

В театре тоже чувствовались тревога и брожение. Артисты ходили взбудораженные и взволнованные. Многие с радостью приняли новые веяния.

Альберт Барятьев примкнул к мятежникам одним из первых. Он вечно где-то пропадал и в театре теперь появлялся редко.

Наденька, влюбленная в Альберта без памяти, сразу же приняла его сторону. С подругами она посещала всевозможные митинги и сходки. Провела в палатках у костров пару ночей у Белого дома. Ей страшно понравилось участвовать в этом действе, она думала о важности исторического момента.

«Исторический» момент оказался необыкновенно приятным, так как бесплатно угощали растворимым кофе и бутербродами с импортной колбасой. Было весело, присутствовали многие знаменитости, и Наденьке по ощущению это напомнило любимый новогодний праздник. Альберт стоял на трибуне в кучке именитых людей, окружавших кандидата в президенты, и она чувствовала огромную гордость за своего любимого.

Настроение испортила неизвестно откуда взявшаяся Верочка, бывшая соседка по университетскому общежитию. Ей происходящее категорически не нравилось.

— И ты здесь? Что творится?! Кошмар! — заявила она, а потом спросила: — Хочешь, анекдот расскажу? — И, не дождавшись ответа от изумленной Нади, протараторила: — Знаешь, как переводится «Горбачев»? «Граждане, обождите радоваться, Брежнева, Андропова, Черненко еще вспомните».

Возмущенная Наденька открыла было рот, чтобы ответить, но Вера уже растворилась в толпе.

Барятьев основательно увлекся политикой и абсолютно перестал обращать внимание на женщин. Ко всему прочему, его неожиданно выбрали депутатом, и он окончательно забросил театр. Чтобы не потерять Альберта, Наденька привычно повсюду следовала за своим кумиром. Она стала писать ему речи и незаметно оказалась незаменимой помощницей. Теперь даже Белла Леонидовна не могла ничего поделать с новой привязанностью сына. Он совершенно перестал слушаться мать и почти не расставался с Наденькой.

Наденька же преобразилась, стала носить элегантные вещи и туфельки на каблучках. Выглядела модной и ухоженной. Однажды, вернувшись с дебатов домой и взглянув на нее, Альберт вдруг осознал, что любит Надю без памяти. Он растрогался, в глазах защипало. В порыве чувств он подошел и обнял ее.

— Ты такая красивая, — шепнул он, вдыхая запах ее волос. — Господи, как же я сильно люблю тебя!

Его слова подняли сильнейшую бурю в душе Наденьки. Как же долго она ждала его признания! Ей почему-то вспомнилась Ева Михайловская. Вот бы эта красотка актриса увидела сейчас Альберта рядом с ней! Но радости Надя не почувствовала.

— Ты не шутишь? — только и спросила она.

Альберт ожидал бурной реакции: слез, ответного страстного признания, благодарности за любовь, всего, чего угодно, но только не этой усталой усмешки, это оскорбило его.

— Ты не рада?

— Почему же, очень рада, — печально произнесла Надя. — Просто я слишком долго ждала этих слов.

— Так вот я их и сказал. — Альберт отвел глаза.

В комнату вошла домработница Антонина.

— Ужинать будете?

— Чай поставь, — зло буркнул Альберт, отступая от Нади.

— Устала, пойду к себе. — Наденька закрылась в своей комнате, которую выделил ей Барятьев в «родовом гнезде».

У нее вдруг хлынули слезы, она бросилась на кровать.