Особо сложные дела

— Вот как! Значит, вы всё-таки мне не верите? Это вам так не пройдет! — гневно сказал Океановский и, выходя, хлопнул дверью. За ним поспешил Петренко.

Комиссар и начштаба вопросительно посмотрели друг на друга.

* * *

Следователь Захаров сравнительно легко определил, что дело Океановского является делом необычным. Осложняло работу еще одно обстоятельство: спешка — следствие надо закончить немедленно, этого требует военная обстановка…

Захаров объявил Валентину Викторовичу, что он временно задерживается, что по существующим правилам к нему будет приставлена охрана… Нет, нет, это не арест, но всё же… Другого выхода при создавшихся обстоятельствах быть не может.

За короткий срок Захаров дважды приглашал к себе Океановского, но, вместо допроса, которого ожидал тот, ограничивался мягкой беседой на посторонние темы. Третья встреча ознаменовалась острой словесной перепалкой.

Следователь вызвал для очной ставки Петренко.

— Сделайте одолжение, избавьте меня от встречи с грубияном, — попросил Океановский. — Вся моя жизнь — служение великому делу революции, весь мой долгий жизненный путь освещен лучами, возможно, маленького, но искреннего уважения ко мне окружающих. И вот, в самое грозное и ответственное время для Родины, когда каждый мускул напряжен, каждая капля крови зовет к действию, к мести проклятому врагу — в это самое время на моем пути появляется дерзкий мальчишка. Ни с того ни с сего он заносит над седой головой меч…

— …правосудия? — Следователь пристально посмотрел в черные глаза Океановского: они горели неподдельным гневом.

— Если, товарищ следователь, советское правосудие и самоуправство рядового солдата, да еще, вероятно, не слишком грамотного — одно и то же, тогда… Но я лучшего мнения о советском правосудии и лично о вас, хотя вы и доставляете мне большие неприятности…

— Благодарю вас и за себя и от имени нашего правосудия, — ответил следователь, сильно подчеркнув слово «нашего».

— Приступим к делу, — вздохнул Океановский, — не забывайте, мы оба с вами получаем зарплату и едим народный хлеб, который так дорог теперь…

— Относительно дела должен сказать: тщательные обыски вашей квартиры и вашего служебного кабинета ничего не дали. У вас блестящие отзывы, и прошлое ваше безупречно… Словом, всё как будто в вашу пользу…

— Почему же «как будто»?

— Потому что пока я в этом не уверен.

— Вот что значит профессия! Без подозрения ваш брат шага ступить не может…

Следователь продолжал, не обращая внимания на последние слова Океановского:

— Никто вас с зеленой сумкой никогда не видел. Я даже отыскал людей, которых вы приглашали с собой удить рыбу, собирать грибы… Вы, оказывается, любите и по грибы ходить!

— Совершенно верно… очень люблю!

— Так вот, они тоже не видели вас с этой сумкой…

— Что же еще надо?! Может быть, прикажете головой о стенку удариться, чтобы убедить вас?..

Следователь не обратил внимания на иронию:

— Нет, этого пока не надо… Есть всё же некоторые факты которые против вас…

— Именно?

— Факт первый странно, что вы нашли сумку, тогда как наши разведчики, прочесывая лес, не заметили ее…

— Я тоже никогда не нашел бы, если б искал. Я рыл в этом месте землю, добывал червей… Это, надеюсь, для вас убедительно?

— Буду объективен: ваши соображения не лишены некоторого смысла.

— Они правдивы и, следовательно, безупречны.

— Предположим. Объясните тогда, о чем вы «колдовали» над «авоськой» и на каком языке?

— Объясню. Только заранее предупреждаю, будете смеяться над стариком… Дело в том, что я сызмальства привык наедине разговаривать с самим собой. Пойдешь ли, скажем, на рыбалку или по грибы, ходишь-бродишь. И вот возникает желание поговорить, поболтать. Иногда болтаешь со смыслом, а больше всего — просто так, что на ум придет, придумываешь всякие слова, стишки, какие-нибудь словосочетания. Я даже придумал своеобразный примитивный «шифр», которым иногда в шутку пользовался. Дурачился я этим «шифром» и на этот раз. Я даже хорошо помню, что говорил… Сумляра кальяра зельяра енляра альяра яльяра, сумляра кальяра несляра часляра тналяра яльяра, ктольяра жельяра польяра кильяра нульяра, дельяра ткальяра, тельяра бяльяра… Надеюсь, обратили внимание на подчеркнутое. Сложите это и получите: сумка зеленая, сумка несчастная, кто же покинул, детка, тебя… Глупо, сознаюсь, но от факта не уйти…

— Согласен — забава не для взрослых. Однако Петренко утверждает, что вы завершили свое «колдовство» словами: «Ах, Федер Зенин!».

— Он лжет…

— А может быть, не совсем точно передает слова, передает их на русский манер… Ради чего ему лгать?

— Орден зарабатывает…

— На крови врага?

В глазах Океановского метнулся еле уловимый беспокойный огонек, мускул щеки нервно вздрогнул. Он промолчал и отвернулся. Следователь пристально рассматривал его сухую, жилистую шею, седые торчащие волосы, синюю, линялую косоворотку, коричневый, в елочку, костюм.