Особое мнение

— Вы действительно не помните о произошедшем? Никаких воспомниний, даже смутных?

— Да нет же!

— И даже где это могло произойти, не помните?

— Нет! — У Шарпа задергалась щека. — Они пытались убить меня — и они меня убили! Убили с концами!

Он попытался приподняться и застонал:

— Да нет же, ничего похожего со мной не случалось! Я бы помнил! Это чужое, фальшивое воспоминание — мне взломали мозги!

— Оно не фальшивое. Оно вытесненное, — твердо ответил Хэмфрис. — Оно было вытеснено в глубины подсознания, поскольку причиняло боль. Это вид амнезии — только такие подавленные воспоминания просачиваются в сознание опосредованно — в виде вот таких фобий. Но как только вы все это вспомните…

— А что, мне нужно снова это пережить? — взвизгнул Шарп. — Вы что, опять меня под эту чертову лампу посадите?

— Этот опыт нуждается в осознании, — строго сказал Хэмфрис. — Но не весь и не сразу. На сегодня, пожалуй, хватит.

Шарп облегченно вздохнул и устало поник в кресле.

— Спасибо, — слабым голосом выговорил он.

Потом ощупал лицо, руки и тихо сказал:

— Подумать только, я столько лет носил это в себе. А оно меня пожирало изнутри…

— Фобия должна ослабеть, — утешил его психоаналитик, — как только вы сумеете справиться с воспоминаниями об этом инциденте. Мы уже многого достигли, теперь мы знаем ваш истинный страх в лицо. Итак, речь идет об избиении, о нападении профессиональных убийц. Видимо, бывших солдат — в послевоенные годы они сбивались в банды. Я помню это время.

Судя по выражению лица, Шарпу полегчало.

— Ну теперь-то понятно, почему я так боюсь упасть. Учитывая, что со мной сделали.

И он, все еще дрожа, попытался встать.

И тут же издал пронзительный жалобный крик.

— Что случилось? — Хэмфрис подскочил и схватил его за руку.

Шарп отпрыгнул, зашатался — и безвольно упал в кресло.

— Что с вами?

На лице Шарпа изобразилась мученическая гримаса:

— Я не могу встать!

— Что?

— Я не могу подняться на ноги.

И он жалобно уставился на аналитика с болезненным ужасом во взгляде.

— Я… я боюсь, что упаду. Доктор, я теперь даже на ногах стоять не могу!

Некоторое время они оба молчали. Потом, уткнувшись глазами в землю, Шарп прошептал:

— Я, собственно, поэтому к вам и пришел. Потому что у вас кабинет на первом этаже. Забраться повыше меня просто не достало…

— Нам придется снова прибегнуть к лампе, — сказал Хэмфрис.

— Я понимаю. Но мне страшно. — Вцепившись в подлокотники кресла, он продолжил: — Но вы делайте все, что нужно. Другого выхода нет, я понимаю. Я все равно выйти из кабинета не сумею. Хэмфрис, оно убьет меня, я умру!

— Нет. Не умрете.

И Хэмфрис снова подкатил к нему лампу.

— Мы вас вылечим. Постарайтесь расслабиться. Старайтесь ни о чем не думать.

Щелкнув выключателем, он тихо добавил:

— В этот раз мы не станем возвращаться к травмирующему событию. Мне нужны воспоминания до и после него — контекст. Более обширный участок вашего прошлого.

Пол Шарп спокойно шел по снегу. Дыхание вырывалось блестящими клубочками пара. Слева тянулись выщербленные руины — некогда они были зданиями. Под снегом они казались симпатичными, даже красивыми. На мгновение он остановился, чтобы полюбоваться пейзажем.

— Интересно, да? — сказал один из сопровождавших его исследователей. — Там может оказаться все, что угодно. В буквальном смысле.

— А ведь красиво, правда? — заметил Шарп.

— Видите тот шпиль?

И молодой человек поднял руку в толстой перчатке — полевые исследователи ходили в спецкостюмах с защитными свинцовыми пластинами. Они с товарищами только что вылезли из воронки, в которой сохранялся высокий радиационный фон. Буры аккуратно лежали на земле.

— Это церковь. Была, — сообщил он Шарпу. — Очень даже милая, судя по развалинам. А вон там… — и ткнул в бесформенную кучу обломков, — раньше была мэрия.

— Прямого попадания город избежал? — спросил Шарп.

— Одна бомба упала справа, другая слева. Хотите, спуститесь с нами, осмотрите находки. В воронке справа…

— Нет, спасибо. — Шарп даже отшатнулся. — Сами там ползайте…

Молодой эксперт с любопытством взглянул на Шарпа, но тут же сменил тему разговора:

— Если обойдемся без неожиданностей, к очистке почвы можно приступить прямо со следующей недели. Сначала, конечно, нужно бы шлак вывезти. Он уже растрескался — видите, тут трава проросла, плюс он сам собой разлагался. На выходе получилось много полуорганического пепла.

— Отлично, — с удовлетворением заметил Шарп. — Приятно, что здесь снова отстроят город. Не вечно же ему стоять в развалинах.

Эксперт поинтересовался:

— А как оно было, ну, до войны? Я ведь не застал те времена — родился уже после того, как пошли бомбить все подряд.

— Ну, — сказал Шарп, оглядывая занесенные снегом поля, — здесь раньше было много плодородной земли. Активно развивалось сельское хозяйство. Выращивали грейпфруты, к примеру. Аризонские грейпфруты. А вон там стояла плотина Рузвельта.

— Да, — кивнул эксперт. — Мы нашли ее развалины.

— Здесь выращивали хлопок. Плюс — салат, люцерну, виноград, оливки, абрикосы. Мы как-то с родителями проезжали через Финикс, и больше всего мне запомнились эвкалипты.