Особое мнение

– Давай в машину, – велел Фергюссон. – Там одеяло есть… из нашего поселения.

При помощи Унтермайера он укутал дрожащую девушку плотным шерстяным одеялом, и Шарлотта съежилась, сжалась в комок на пассажирском сиденье. Глаза ее потемнели от ужаса, с рассеченной щеки на полосатое желто-синее одеяло капала алая кровь. Фергюссон осторожно вложил в трясущиеся губы девушки прикуренную сигарету.

– Спасибо, – всхлипнув, выдохнула она. Вынутая изо рта сигарета задрожала между ее пальцами. – Аллен, что делать? Что нам теперь делать, черт побери?

Фергюссон нежно стряхнул темнеющую пыль с ее светлых волос.

– Поедем покажем ему оригиналы, что я привез, может, он и оправится. Они всегда оживляются при виде новых вещей для копирования – глядишь, и этот взбодрится.

– Да ведь он не просто уснул, – с болью возразила Шарлотта. – Он мертв, Аллен, я знаю!

– Ну, хоронить его еще рано, – глухо возразил Унтермайер, однако никого этим не убедил. Все понимали: случилось самое худшее.

– Потомство он дал? – спросил Доуз.

Красноречивая гримаса Шарлотты оказалась яснее любых слов.

– Пытался. Несколько даже вылупилось, но ни один не выжил. Я видела там, в парке, яйца, но…

Осекшись, Шарлотта умолкла, однако в чем дело, знали все до единого. Стараясь сберечь жизнь человеческой расы, местный бильтонг стал бесплодным. Мертвые яйца, нежизнеспособное потомство…

Усевшись за руль, Фергюссон яростно хлопнул дверцей, но дверца не закрылась, как полагалось бы. Спружинила… а может, деформировалась? Волосы на загривке Фергюссона поднялись дыбом. Выходит, его роскошный глянцевый «Бьюик» тоже хоть чуточку, да небезупречен? Выходит, и здесь халтура, и здесь пусть микроскопический, но «клейстер»? Выходит, их, питтсбургский, бильтонг тоже стареет?

Сомнений не оставалось: рано или поздно судьба чикагского поселения постигнет всех. Все поселения до одного.

Вокруг парка выстроились безмолвные, неподвижные шеренги автомобилей. За оградой толпился народ. Очевидно, здесь собралось почти все поселение: у каждого имелось хоть что-нибудь, срочно нуждавшееся в замене. Заглушив двигатель, Фергюссон сунул ключи в карман.

– Дойдешь? – спросил он Шарлотту. – Может, лучше здесь посидишь?

– Дойду, – с вымученной улыбкой заверила его Шарлотта.

Теперь она щеголяла в спортивной фуфайке и свободных штанах, откопанных Фергюссоном в развалинах истлевшего магазина готовой одежды. Совесть его не тревожила: в разбросанном по тротуару тряпье без стеснений копалась куча людей, да и одежки эти продержатся разве что дня два или три.

Гардероб для Шарлотты Фергюссон подбирал не спеша. В подсобке обнаружилась солидная стопка добротных, прочных штанов и рубашек, далеких от превращения в жуткую черную пыль. Недавние копии? Или – невероятно, однако возможно, возможно – оригиналы, использовавшиеся хозяевами магазина для копирования? В еще работавшем обувном магазине удалось подыскать пару удобных туфелек на низком каблуке, а поясной ремень Шарлотте пришлось пожертвовать свой: подобранный в магазине одежды рассыпался в руках при первой же попытке затянуть его вокруг талии.

Изо всех сил прижимая к груди стальной ящик, Унтермайер вместе со спутниками двинулся к центру парка. Люди вокруг молчали, мрачно хмурили брови. Ни разговоров, ни смеха… Каждый принес с собой какую-то вещь – оригинал, бережно хранимый не первую сотню лет, или добротную копию с пустяковым изъяном. Казалось, лица собравшихся обернулись застывшими, неподвижными масками, масками отчаянной надежды пополам со страхом.

– Вот и они. Мертвые яйца, – заметил Доуз, слегка поотставший от остальных.

Посреди купы деревьев у края парка лежали кружком серо-бурые, не слишком правильной формы сферы величиной примерно с баскетбольный мяч. На вид твердые, окаменевшие… однако некоторые оказались надтреснутыми, а вокруг, под деревьями, пестрели россыпи скорлупы.

Стоило Унтермайеру пнуть одно из яиц, тонкая скорлупа тут же разлетелась вдребезги. Порожнее… с чего бы?

– Какой-то зверь досуха высосал, – констатировал Унтермайер. – Вот и конец нам, Фергюссон. Похоже, сюда собаки по ночам повадились шастать. И до яиц добрались, а бильтонгу уже не по силам отогнать их.

В толпе ожидающих постепенно закипало глухое, подспудное возмущение. Налившиеся кровью глаза людей раскраснелись, как угли. Сбившись в плотную массу, обступив центр парка кольцом, собравшиеся крепко сжимали в руках принесенные вещи. Общий гнев нарастал, терпение подходило к концу. Ждали местные жители долго, и, ясное дело, им надоело ждать.

– А это еще что за чертовщина?

Присев на корточки, Унтермайер оглядел странную штуковину, брошенную кем-то под деревом, ощупал блестящую бесформенную глыбу. Казалось, металл растаял, слился в единое целое, точно воск, – поди разбери, что к чему! «Клейстер», иначе не скажешь…

– Моторная газонокосилка, – угрюмо откликнулся человек, стоявший неподалеку.

– Давно отштампована? – поинтересовался Фергюссон.

Ожидавший раздраженно пнул глыбу металла.