Одновременно Нара чувствовал себя виноватым перед ними. Они поддержали его, сказав, что служба в АНБУ — это отличная возможность улучшить свои способности и проявить себя среди лучших шиноби. Но за это время он успел окончательно убедиться, что просто не сможет продолжать сражаться в этой фарфоровой маске, скрывая под ней все эмоции, что сейчас рвались наружу. Шикамару априори не был особенно эмоциональным, всегда оставался сдержанным и старался спокойно анализировать ситуацию, несмотря на обстоятельства. Но оставаться спокойным в тот момент, когда кто-то из близких нуждается в помощи, а ты не можешь ему помочь, он просто не мог. Даже его ленивой душе это не позволила бы совесть.
И пусть он старался оставаться уверенным, что им хватит сокрушительной силы Чоджи, удивительных способностей Яманака и мудрости Асумы, всё равно ощущал неприятное предчувствие. Словно что-то плохое обязательно ждёт его там, уже в считанных километрах, за соснами, над которыми уже поднялось оранжевое зарево.
Нет, Асума был обязан справиться, иначе просто не может быть. А если справится Асума, то справятся и остальные, ведь так?
Нара слышал шум. Испуганные голоса, громкий, заливистый и ничуть не добрый смех, высокие вскрики с детства знакомого девичьего тона. Лицо сменилось на сосредоточенное в ту же секунду, когда он увидел поле боя. Чоджи обессиленно привалился к стенам разрушенного белокаменного здания, Ино, бледное лицо которой было искажено гримасой ужаса и страха, использовала на нём целительные техники, а сенсей, беспомощно отклонив голову и устремив безнадёжный взгляд к небу, стоял на коленях в луже багровой крови. На его смуглом лице отпечатались тёмные пятна, по губам к бороде плавно стекали алые струи, а неизменное оружие в виде заострённых кастетов валялось у ног.
Шикамару, успев лишь ошарашенно округлить глаза и приоткрыть рот, ускорил шаг, пытаясь бежать быстрее, но усталость и потрясение заставили его ноги путаться и спотыкаться в попытке дойти до соперника, что гордо возвышался над Сарутоби.
— Наконец я смогу познать боль! — меж дьявольским смехом довольно прокричал Хидан, чей плащ был безжалостно разорван, а тело окрашено в чёрно-белые тона под влиянием техник. И металлический штырь в его руках в то же мгновение воткнулся в собственное сердце, заставляя Асуму в последний раз откашляться сгустками крови и обессиленно рухнуть на землю с грохотом, что ещё несколько мгновений эхом отражался в сознании.
В его памяти навсегда останется этот фрагмент. Те чувства, что бушевали в его груди, а сейчас слились в одно — вина. Та пустота в голове, что внезапно начала заполнять всё тело мерзким холодом. Та слабость, что он ощутил в конечностях, не в силах продолжить идти. И единственная мысль, что заставила сердце болезненно сжаться: не успел.
В прорезях фарфоровой маски навсегда застыл крик имени сенсея.
Комментарий к Часть 7.
спасибо, если всё ещё читаете!
следить за выходом глав тут:
https://t.me/yunimur
========== Часть 8. ==========
Едкий дым наполнял лёгкие, сменяя жгучую душевную боль в груди на физическую. Он мог бы сказать, что глаза слезятся из-за него, но знал, что соврёт.
Сердце всё ещё болезненно сжималось, заставляя жадно глотать ртом воздух в попытке успокоить его ритм. Он не замечал, как слёзы на его щеках высыхали, а после бежали по бледной коже снова, каплями падая с подбородка и заставляя шмыгать носом. Чувствовал, как пальцы, пытающиеся сжать фильтр, дрожали от слабости, но продолжал подносить злосчастную сигарету, украденную из последней пачки сенсея, к обветренным губам и задыхаться от никотина. Разум пьянел, голова кружилась, но было всё равно. Уже всё равно.
После разговора с отцом стало легче. Но не настолько, чтобы подавить чувство вины в своей груди окончательно. Он навзрыд плакал, кричал в отчаянии до боли в горле, швырялся фигурками от излюбленной игры шоги в стену, а после падал, падал и хватался пальцами за форму, снять которую не было сил, и, глядя в потолок покрасневшими глазами, задавал один и тот же неизменный вопрос: «почему, Асума?».
Почему принёс себя в жертву? Почему оставил нас? Почему погиб именно ты?
На эти вопросы не существовало ответов, и это разбивало вдребезги его сознание, выстроенные в голове идеалы, тот смысл, что он заложил в своё существование. В один короткий миг всё вокруг потеряло суть. Как по щелчку сверкающей от лунного света зажигалки, что он продолжал вертеть в руках, сжимая губы, лишь бы не закричать снова. Закричать от боли, что в клочья рвёт душу, оставляя внутри лишь холодную пустоту.
Он сидел на холме недалеко от дома, рассматривая вид, что открывался снизу. Вся деревня была, словно на ладони, и Шикамару всё ещё не верилось, что, повернувшись, он не увидит рядом сосредоточенного лица сенсея, который размышлял бы над своим ходом в шоги, что не встретит его с букетом маков в руках, когда тот спешит к Куренай, что Асума не увидит, как они вырастут, как изменится их деревня, каким будет его ребёнок.