Особое задание

Жеребилова гестаповцы втолкнули на заднее сиденье легкового автомобиля, сами уселись по бокам, зажав его с двух сторон, и машина помчалась. Впереди рядом с шофером покачивалась тяжелая туша Фрича.

Вот уже и краевой центр Пардубице.

Черный «мерседес» резко затормозил у бровки пустынного тротуара. Прохожие стараются обходить это место стороной, не задерживаются возле страшного особняка.

Жеребилова ввели за Фричем в просторный, залитый солнцем кабинет. До блеска натертый пол укрыт пестрым пушистым ковром. В глубине кабинета огромный черного дерева полированный стол.

За столом — кресло с высокой резной спинкой, над ним, в простенке, большой, до потолка, портрет фюрера. Спереди к письменному столу приставлен продолговатый столик. По бокам пара стульев для «посетителей».

Фрич уселся в свое кресло, внимательно, как бы собираясь с мыслями, посмотрел на Жеребилова, нажал кнопку звонка.

Сразу же без звука распахнулась тяжелая, обитая кожей дверь, и на пороге замер гестаповец.

— Вернулся Генрих? — спросил Фрич.

— Только что сообщили из Голице, герр штандартенфюрер, что в кустах у дороги обнаружены трупы штурмбанфюрера Генриха Ашенбреннера и врача Праузе. Автомашина сожжена. Труп шофера Дилле не найден.

— Зо-о! — процедил Фрич, уставившись долгим, прицеливающимся взглядом на Жеребилова. — Так. Найдите этого, как его, Гроха и доставьте сюда. Быстро!

— Сейчас придет врач, — вдруг правильно по-русски сказал он Жеребилову. Вам сделают перевязку. Потом отдохнете, будете спать. А сейчас извините меня. Посидите. Можете курить.

Изредка взглядывая на Василия, он стал просматривать его дневник.

Вскоре появился врач. Запыхавшегося старичка с чемоданчиком в руках втолкнули в кабинет.

— Ах, господин Грох, — Фрич вышел из-за стола, — рад вас видеть. Извините, что снова пришлось побеспокоить. Прошу сделать перевязку и оказать помощь этому несчастному.

На Васю страшно было глянуть. Разбитые, запекшиеся губы, заплывший глаз, надорванное ухо. Кисти рук обмотаны серой тряпкой.

Трясущимися руками Грох обмыл и забинтовал Васе голову. Когда стал отдирать от руки присохшую тряпку, Вася потерял сознание.

Фрич заволновался:

— Немедленно укол! — зашипел он на ухо врачу. — Если он сдохнет, я с тебя шкуру спущу.

После укола Вася очнулся. Врачу было приказано на всякий случай находиться тут же, в кабинете.

Фрич велел принести кофе, бисквиты. Сел за стол напротив, придвинул Васе чашечку с черной пахучей жидкостью.

— Пейте кофе, — беря свою чашечку и с удовольствием причмокивая, говорил он. — Я знаю, что русские больше любят чай. Я долго жил в России. Но все же предпочитаю кофе. Чудесный напиток. Освежает, бодрит, восстанавливает силы. Берите тогда сигареты. Ах, вы не курите? Извините, как ваше имя? Кто вы?

— Я человек, — отчетливо произнес молчавший до сих пор Жеребилов.

— Гм… Человек! Человек — это звучит гордо. Так, кажется, пишут в ваших книгах? Но это же не для всех убедительно. Вот я сейчас просмотрел ваши записки и вижу, что вы разумный, культурный человек. А умный человек больше всего ценит свою жизнь. Только дикарь и зверь не знают ей цены. Тем более сейчас, когда война приближается к концу. Сейчас главное — выжить, выжить! Вот видите, что сделали с вами из-за вашего упрямства. Я, правда, не сторонник таких мер. Предпочитаю договориться. Мне от вас много не нужно. Скажите только, кто из чехов в селе Рзи помогал партизанам, и вы будете жить. Ну?..

— Ничего я вам не скажу, — тихо проговорил Вася и встал, как бы подчеркивая этим, что пора кончать разговор.

— Нет, ты мне все, все скажешь, сволочь! — взревел Фрич, вскакивая, и выплеснул остатки кофейной гущи в лицо Васи. — Ты будешь ползать на коленях и умолять, просить передышки, просить хоть минуту жизни. И это будет сейчас, сейчас… Хюбл! Хюбл! — завопил он с пеной у рта.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвались два гестаповца.

— Хюбл! — визжал Фрич. — Взять эту падаль и выжать из него все, все!

Васю увели. И только тут Фрич заметил в углу трясущегося от страха врача.

— А, ты все еще здесь, старая кляча. Вег!

…Ничего не сказал Василий Семенович Жеребилов гестаповцам. Не назвал, не выдал ни одного чеха, помогавшего партизанам. А знал Вася многих, очень многих.

Гитлеровские палачи были бессильны сломить его волю. Его можно было замучить, убить, что они и сделали, но заставить этого сильного духом человека стать предателем было невозможно.

Кончик нити, за который удалось было ухватиться гестаповцам, тут же и оборвался.

«Центр. Соколову…»

Наконец сложный механизм разведки был создан, налажен и действовал. Ежедневно из городов и сел, с железнодорожных станций к нам поступали сведения от многих и многих верных друзей. Внимательные глаза и чуткие уши наших помощников повсюду следили за врагом.

Победа была близка. Как дикий, затравленный зверь, враг метался в стальном кольце фронтов, бешено огрызаясь, напрягал последние силы, лихорадочно маневрировал остатками своих резервов.