Потрясенный гибелью друга, Сапко стоял на коленях возле тела Богданова. Вокруг столпились несколько партизан, не знавших, что делать дальше. Сюда же прибежал Пургин. Заметив его возле себя, Сапко опомнился.
— А ты чего здесь? — крикнул он, вскакивая на ноги. — Заводи мотор! Вместо Богданова полечу я. Мозалев и Афанасьев, берите Богданова и несите его к Слатине…
Но заводить мотор «шторха» было уже поздно. На шоссе ревели моторы быстро приближающихся автомашин. Это спешили немцы из высокомытского гарнизона. Возле аэродрома машины остановились. Взлетели две ракеты. В той стороне раздался треск нескольких автоматов. Это выставленный еще Богдановым жиденький заслон из четырех партизан открыл огонь по немцам.
В ответ сразу же ударило несколько крупнокалиберных пулеметов. Быстрые желтые молнии трассирующих пуль понеслись над аэродромом. Принимать бой с таким количеством врагов было бы безумием. Надо было уходить, пока немцы не знают, сколько партизан напало на аэродром.
Послав двух партизан в поле за дорогу, чтобы они стрельбой отвлекли внимание немцев, Сапко подбежал к ангару и бросил гранату в калитку. От взрыва вспыхнул бензин и сразу забушевало пламя. Истошными голосами закричали в ангаре немцы. Застрочили пулеметы и автоматы со стороны шоссе.
С пулеметом Богданова в руках Сапко подбежал к самолету, который стоял на площадке, и в упор опорожнил весь магазин по мотору.
И сразу же на вспышки выстрелов сюда, к самолету, потянулись пулеметные трассы немцев. Сапко упал на землю и сначала пополз, а потом, пригнувшись, побежал туда, откуда вели редкий огонь отходившие партизаны.
Тело Богданова на руках донесли до села Слатина, а отсюда его в эту же ночь привезла на повозке в село Срубы Мария Прохазкова. Мертвого Сашу укрыли соломой в сарае Сейкоровых. Всеобщего любимца не хотели хоронить без гроба, потому и решили отложить похороны.
Удрученные гибелью Богданова и не выполненной так, как было задумано, задачей, вернулись партизаны в отряд.
Вернулись не все. Не пришел Ужиков, первый раз ходивший с группой на боевое задание. Никто не знал, где он и что с ним. А что, если он был ранен и попал в руки немцев? Я еще и еще раз расспрашивал каждого, кто был в ту ночь на аэродроме, но никто не заметил, когда отстал Ужиков. Сурово спросить с Ивана Сапко, как со старшего, не было сил, — я видел, как тяжело он переживает гибель друга.
Ужиков всего несколько дней был среди партизан. К нему еще не успели хорошо присмотреться. Никто из ребят с ним особо не дружил. Прежде чем принять его в отряд в дать оружие, я долго колебался.
Молодой, малоопытный летчик-истребитель. В сорок четвертом году при первом боевом вылете его самолет был подбит зенитным снарядом в районе Варшавы. Ужиков был захвачен в плен немцами. Был в нескольких лагерях для военнопленных. В одном из них дал согласие вступить во власовскую авиацию, надеясь, как он рассказывал, сразу же, как только дадут самолет, улететь на нем к своим.
Месяц назад кто-то из власовских летчиков угнал самолет за линию фронта. Гестапо тут же арестовало и расстреляло нескольких власовцев. Боясь расправы, Ужиков бежал от Власова и, скитаясь по лесам, встретился с нами. Стал просить принять в отряд и дать возможность хоть частично искупить свою вину. Мне было жаль молодого парня. Приняли к себе и дали оружие. Пусть, думалось, пока воюет, а потом, после войны, пусть его судят те, кому это положено по закону.
И вот в первом ночном бою Ужиков пропал.
На следующий день в Хоцени и в окружающих селах только и было разговору, что о нападении партизан на аэродром. Побывавший на аэродроме Иозеф Новак рассказал мне, что в бетонной трубе, служившей мостиком через неглубокую канаву у границы взлетного поля, немцы нашли советский автомат с набитым патронами магазином. Это был автомат Ужикова. А где же сам Ужиков? Что с ним?
К вечеру в сопровождении двух партизан из группы Алехина Ужиков пришел в отряд. Плотный, коренастый, в мундире власовского летчика со споротыми знаками различия, внешне спокойный и самоуверенный, он неторопливо рассказывал нам с Лобацеевым, как отстал в темноте от группы, долго искал партизан вблизи аэродрома, потом пошел в лес, искал там своих, заблудился и только днем отыскал базу Алехина. Там отдохнул немного и вот сейчас с провожатыми пришел домой…
— А где твой автомат? — перебил его пространный рассказ Лобацеев.
— Еще в самом начале боя, как только немцы открыли огонь, — нимало не смутясь, ответил Ужиков, — пуля из крупнокалиберного пулемета попала прямо в автомат. Чуть мне руки не оторвало. Кожух и магазин совсем разворотило…
— Ну, и что ты сделал с автоматом?
— А что с ним делать? Бросил… Я же говорю, что его совсем изуродовало.
— Ты лжешь, подлец! — не выдержал я. — Исправный автомат ты засунул в трубу в канаве и, как жалкий трус, бежал, бросил товарищей!
Ужиков отшатнулся, побледнел. Лицо исказилось, посиневшие губы беззвучно шевелились, вытаращенные глаза перебегали с предмета на предмет, дрожащие руки судорожно теребили полу мундира.