Выйдя из дома, Дундич приказал адъютанту Казакову вести полк на станцию Отрожка, держась южнее Графской, а сам со Шпитальным, Середой и Князским направился в город. Когда Дундич попросил Нуждина проводить его адъютанта до лесной просеки, тот в свою очередь попросил полковника поручить одному из своих телохранителей заехать по указанному адресу и передать записку хозяйке дома. Дундич вручил послание поручика Шпитальному, и они расстались как добрые друзья.
Когда въехали в старинный парк, Дундич попросил Шпитального:
— Читай, что пишет наш дорогой друг.
— «Милая Верочка! Страдаю. Передай с подателем для меня бутылочку коньяка. Серж», — то и дело ухмыляясь, прочитал ординарец.
— Заедем? — с надеждой спросил Князский.
— После штаба, — пообещал Дундич.
На Большой Дворянской не только не чувствовалось приближения фронта, но не было заметно вообще, что Воронеж прифронтовой город. Мелькали фаэтоны, дрожки, кареты, красочные вывески магазинов, кафе, ресторанов зазывали желающих утолить голод и жажду, огромные афиши кинематографа приглашали публику посмотреть последнюю ленту с участием несравненной Веры Холодной, праздная публика медленно фланировала по тротуарам. И если бы не группы офицеров возле штабных зданий да не редкие патрули, можно было бы подумать, что Воронеж находится вообще на невоюющей территории.
Вот и сияющая огромными голубыми окнами «Бристоль». Дундич, передав повод Шпитальному, поправил папаху, одернул бурку и, приложив руку к груди, убедился — пакет на месте, сердце стучит не громче обычного. Внешне все выглядит нормально, но, взглянув на приятелей, заметил их необычное волнение: как-никак, а ведь к самому идет. Вдруг примет «сей минут», вскроет, прочтет — ноги не успеешь унести. Хотел что-то сказать, передумал, привычно ободряюще подмигнул. Для верности расстегнул (по забывчивости) кобуру — на всякий случай.
С необыкновенной легкостью (все-таки сильно напряжены нервы) открыл огромную дверь. Не обратив внимания на часового, шагнул в прохладную полутьму вестибюля, — направился к столу под высоким зеленым торшером. Навстречу нехотя поднялся капитан с черной повязкой на рукаве. В свете торшера сверкнул серебряный череп. «Из личной охраны», — догадался Дундич, чувствуя, как неприятный холодок пробирается к сердцу. Вот уж сколько раз встречался он с врагом один на один не в сабельной атаке, а в штабах, ресторанах, на квартирах. Казалось, пора бы привыкнуть, поверить в свои возможности. Нет, всякий раз, особенно поначалу, он волнуется больше обычного. Вот и сейчас главное — соблюсти выдержку. Не дать повода не только для подозрения, но даже для сомнения. Побольше уверенности в себе, этакой легкости в разговоре, умения ошеломить каким-нибудь пикантным пустячком, недавно происшедшим в верхах, вовремя дать понять о твоей, более чем широкой, осведомленности, а если к тому же выпадет мизерный случай и ты сумеешь рассказать новый анекдот, тебе цены не будет, особенно среди молодых.
Сколько раз Дундича выручала эта выдержка, это истинное вхождение в образ созданного его воображением человека.
— Как прикажете доложить? — вежливо, но холодно спросил капитан.
— Командир седьмой гусарской группы. генерала Савельева князь Дундадзе к полковнику Бантовскому.
— Полковник только что уехал в штаб, — так же холодно ответил капитан, а на удивленный взгляд князя добавил: — Здесь осталась резиденция его превосходительства, а штаб перебрался на Николаевскую. — Заметив, что полковник продолжает над чем-то размышлять, уже любезнее поинтересовался: — Чем еще могу быть полезен князю?
Дундич достал пакет и, глядя прямо в нагловатые глаза офицера, с оттенком легкой обиды за столь холодный прием произнес:
— Лично князю ничем, а его превосходительству Виктору Захаровичу, — положил пакет на бемское стекло, уставленное телефонами, бронзовым чернильным прибором, заваленное бумагами. — Просил вручить в собственные руки.
Капитан осмотрел конверт без подписи, без. печатей, но тщательно заклеенный и сказал:
— Передам после отдыха.
Дундич легко кивнул головой и неспешно направился к двери.
«Это красота, что генерал отдыхает, — радостно думал Дундич, садясь в седло. — Значит, у нас есть время посетить полковника Бантовского и уточнить с ним позиции гусарского полка».
Без особого труда они отыскали штаб, и через несколько минут формальностей молодой полковник был принят начальником штаба. В квадратном кабинете со сдвинутыми штофными портьерами кроме Бантовского возле камина за журнальным столиком в портшезах сидели еще два офицера. Язычки пламени искрились. в рубиновой жидкости бокалов. В комнате пахло сигаретами и вином. Дундич аппетитно потянул воздух.
— Прошу, князь, — любезно пригласил Бантовский. — «Мускат», «Бордо»?
— Предпочитаю «Цинандали», — отшутился полковник. — Печень пошаливает. В следующий раз непременно составлю вам компанию. А. сейчас долг службы. Разрешите уточнить позицию, господин полковник.
— Жаль, — скривил пухлые губы Бантовский. — Вот здесь, восточнее поселка, справа от полка Семенова.