Отряд стал готовиться к дерзкой вылазке. Партизаны понимали, что нападение на обоз днем в открытой степи может увенчаться успехом лишь в случае внезапности и стремительности.
— Разобьемся на три группы, — вслух размышлял Ломакин, проверяя свой автомат. — Правда, нас мало, но, как говорят краснофлотцы, мы в тельняшках.
Из стана вышли в предрассветную мглу. За ночь наступило небольшое потепление, и степь окутал такой плотный туман, что уже в пяти метрах ничего не было видно. Шли, растянувшись цепочкой. Вязкий снег прилипал, словно грязь, к обуви.
Миша глядел на впереди идущих, л когда они, словно привидения, растворялись в тумане, он улыбался, представляя, как обозная команда вдруг увидит перед собой живых партизан с оружием в руках.
Когда прошли половину пути и по предложению Миши пересекали поле напротив Терновой балки, пионер вдруг вспомнил, что ночью ни гула самолетов, ни мощного взрыва склада он не слышал. Миша догнал отца и, поправляя брезентовый ремень автомата, спросил:
— Папа, ты взрыва не слыхал?
— Нет, сынок. Тихо кругом, как до войны.
— Значит, склад не взорвали?! — с укором сказал сын.
— Значит, не взорвали, — глухо отозвался Зиновий Афиногенович.
И сразу радость отступила от Миши. В его голове мелькали догадки, как в калейдоскопе цветные стекляшки. Бойко мог и не сообщить нужному человеку. Тот мог не передать дальше полученные сведения. Самолеты не поднялись в воздух — нелетная погода. А теперь тем более. Куда бросать бомбы? В молоко, — разлитое над степью? Но Неонилла обещала… Не получилось? Надо сказать Пимену Андреевичу, пока близко от Терновой балки. Складне обоз. Это важнее.
— Догоню командира, — объявил Миша, — скажу ему.
Но не успел сделать и несколько шагов, как слева от отряда что-то резко грохнуло. Точно короткий разряд молнии на миг пробил плотный туман. За ним последовал второй, третий. Теперь оттуда в свинцовое небо то и дело взлетали сполохи, ндпоминая праздничный фейерверк. Это взлетали на воздух ящики в Терновой балке…
До взгорка, откуда решили сделать набег, дошли часа через три.
Ломакин достал из нагрудного кармана большие, почти в ладонь часы, открыл крышку.
— Скоро восемь, — сообщил он.
А туман не рассеивался. Напротив, земля все плотнее и плотнее окутывалась его пеленой. И это вызывало тревогу: вряд ли немцы решатся выехать в такую непогоду, да еще после взрыва склада. Но тут же тревога сменилась надеждой: раз обоз идет на станцию, значит, он должен успеть к определенному часу. Под него, наверное, уже и вагоны поданы.
Небольшими. группами отряд встал у подножия кургана. На вершину Ломакин выслал двоих. Не столько глядеть, сколько слушать.
Зиновий Афиногенович с сыном подошли к телеграфному столбу и чутко навострили уши. Романов-старший даже — приподнял треух. Холодный сырой воздух пробирался за воротник, залезая под полы пальто, покрывал тело мурашками. Миша несколько раз бегал от столба до столба, согреваясь и разминая затекшие ноги. Отец словно прирос к столбу. Каждый раз, подбегая к нему, Миша видел, что он смотрит в ту сторону, где притаился невидимый хутор Майоровский.
Наверное, взрыв в Терновой балке здорово напугал немцев. За то время, пока они стоят в засаде, ни одна подвода, ни одна машина не прошла в сторону города. Из Котельниково проехали две легковушки (определили по звуку мотора) и грузовик с солдатами (слышны были громкие встревоженные крики).
— Не поедут, должно, сегодня, — сожалея, сказал отец, глянув на небо. Там, в вышине его, все чаще и чаще стали проглядывать голубые клочки.
Солнце уже плавало где-то — над курганом, когда чуткое ухо Миши уловило однотонное тяжелое гудение на дороге. Он рванулся к кювету, припал на колени, прижался ухом к холодной земле. Слышно, как гулко бьют копыта по земле.
Если слышно, вспомнил Миша одну из примет, позволяющую определить расстояние, значит не больше полверсты. — Он так же резко подбежал к отцу. Тот, наверное, не слышал топота лошадей, но по счастливой улыбке и. по горячим уголькам черных, горящих глаз сына догадался: обоз идет.
— Сообщи Пимену, а я за дорогой послежу. По своим следам Миша быстро добежал до Ломакина и негромко крикнул:
— Идут!
Передай отцу: сигнал — мой выстрел.
По редкой цепочке партизан вслед Мише катилось одно и то же предупреждение:
— Сигнал — выстрел.
Вот они, первые подводы долгожданного обоза. Партизаны совсем близко подобрались к дороге. Туман начал наконец-то редеть. Впереди охраны никакой. Выходит, не ждут враги партизанского сюрприза. Хотя за те недели, что отряды Ломакина, Паршикова и других кружатся по степи, недосчитались немцы и румыны многих своих солдат и подвод.
Условного выстрела все не было.
Отец широкими шагами пошел к дороге. Сын последовал за ним, держа озябший палец на пусковом крючке автомата.
— Послхай, сынок, — сказал Зиновий Афиногенович, — сзади вроде никого нет?
Миша напряг слух и зрение. Тихо.
— Ну, пошли, — кивнул отец и, прижимая автомат к животу, зашагал за подводами.
Вдруг Миша заметил, что чуть впереди, с противоположной стороны, на дорогу тоже выходят люди. Кажется, солдаты.