Особое задание: Повести и рассказы

Метр за метром приближались враги. Вот уже можно без труда различить их озлобленные лица. И снова недалеко от кошар их встретил не густой, но дружный залп. И на этот раз партизаны били точно. Миша держал на прицеле того всадника в черном пальто, который выезжал вперед и требовал, чтобы партизаны сдались. Он и сейчас продолжает взывать к занявшим оборону. Миша не мог бы поручиться, что это его пуля сразила вражеского солдата, но именно после его выстрёла он судорожно вцепился в гриву лошади. Проехав шагов десять, всадник вывалился из седла. А конь, не сбавляя хода, бежал и бежал к спасительному бугру.

Снова в степи наступила гнетущая тишина. Хорошунов попросил Мишу в третий раз подняться на скирду и понаблюдать за карателями.

— Осторожнее, сынок, — напутствовал его отец. — Теперь они, должно, заприметили на-блюдателя.

Миша взобрался на вершину скирды, зарылся в прелую почерневшую солому и начал рассматривать окрестности. Спешившиеся солдаты сидели и стояли в лощине. Вели они себя не так, как прежде. Видно, партизаны здорово охладили их наступательный пыл. Они явно что-то выжидали. И когда на дороге показался новый отряд конников и Миша сообщил об этом партизанам, они поняли, что долгая передышка была обусловлена тем, что противник больше не рассчитывал на легкую победу. Вот почему он вызвал подкрепление. За строем кавалеристов шла легкая бричка, запряженная парой лошадей. С брички сняли два пулемета. Пригибаясь, пулеметчики вытащили их на гребень, установили, направили стволы в сторону кошар. И тут же открыли огонь. Трассирующие пули огненными пунктирами резали серый морозный воздух, кроша саманные стены овчарни и давно не ремонтированные крыши, свободно входя в трухлявый верхний слой соломы.

Под прикрытием пулеметов всадники в третий раз бросились на партизанский отряд. Но как только каратели замолчали, боясь поразить своих, заработал пулемет Романова. Он бил звонко и остервенело. Едва кавалеристы выкатились из лощины, огненная струя резанула воздух. Падали всадники, падали кони. Дикий вопль, ржание, выстрелы — все это смешалось в сущий ад. Но враги не удирали с прежней легкостью. Они тут же разворачивались и, подбадривая друг друга возгласами, рвались вперед… Так продолжалось с полчаса. Наконец фашисты поняли, что лобовые и фланговые атаки не принесут успеха. Обходить партизан с тыла не было смысла: они заняли круговую оборону, и в балке, которая упиралась в мысок с землянкой и колодцем, трудно было маневрировать в пешем строю, а уж о лошадях и говорить нечего. Оставалось последнее — вызвать батарею.

В хутор Лобов, где стояла полковая батарея, поскакало несколько нарочных. Один пулемет солдаты втащили снова на бричку, толкая ее, выдвинулись далеко вперед. Взяв на прицел кошары, пулемет снова начал беспрерывно прошивать воздух строчками трассирующих пуль. Особого урона эти очереди партизанам не причиняли, но подниматься с земли становилось все опаснее. Очевидно, среди вражеских солдат появились снайперы. Двое партизан, неосторожно выглянувших из круглых ям, в которых когда-то месили глину для саманных кирпичей, были убиты.

Пимен Андреевич передал по отряду команду укрыться надежнее, стрелять точнее.

— Снимите Мишку со скирды! — приказал Ломакин.

И сделал это вовремя. Потому что, едва тот соскочил вниз и по-пластунски добрался до кошары, верхний слой прелой соломы словно ожил, зашевелился, и труха начала разлетаться по округе, напоминая черные хлопья снега. Это оба пулемета сосредоточили свой огонь на скирдах.

— Должно, поняли гады, что голыми руками нас не возьмешь, — удовлетворенно пророкотал отец. — В Лобов поскакали, говоришь, за подмогой?

Немецкие артиллеристы заняли позицию в километре от кошар. Через несколько минут они почти напрямую дали первый прицельный залп. Снаряды с воем и шипеньем пронеслись над партизанами и оглушили степь мощным грохотом. Люди думали, что сейчас раздастся второй. Но от батареи отделились три всадника и направились в сторону кошар. Над головами они размахивали белым флагом. Парламентеры выехали на ближний взлобок. Эта были немцы. Их отличала от румын форма. Ядовито-зеленые шинели с черными воротниками, мышиного цвета шапки, пилотки.

— Партизаны! — крикнул средний из них. — Выходите! Мы никого не тронем. Даем вам десять минут на размышление. Сопротивление бесполезно. Мы окружили вас.

— Снять его, папа? — глянул на отца Миша.

— Нельзя сынок. Он — парламентер.

— Фашистский гад он, — с — ожесточением сказал Миша, опуская автомат.

От крайней скирды поднялся Хорошунов. Сложив ладони рупором, он громко ответил всадникам:

— Дайте подумать!

Комиссар направился к землянке. Заметив его, Ломакин крикнул:

— Назад! Займи свое место!

Но Хорошунов шел на виду у врагов, не пригибаясь, не ускоряя шага.

— Неужели ты им веришь? — встретил его негодующий голос Ломакина.

— Ничуть, — спокойно ответил Иван Федотович. — Но в переговоры вступить нужно. Главное — выиграть время. До ночи осталось не так уж долго. В темноте попробуем пробиться.