Особое задание. Записки разведчика. Прыжок в ночь

Через три дня после гибели Саши ротный приказал нам с Виктором перебраться с пулеметом в самый ближний к фрицам конец траншеи, где был сооружен «блиндаж» из досок и снега, с амбразурой для пулемета. Блиндаж был на плохом счету. Дня не проходило, чтобы здесь кто-нибудь из десантников не был ранен или убит.

На новом месте мы расположились по-хозяйски: установили пулемет, разложили диски, гранаты. Все ничего было бы, вот только соседи смущали. У стенок блиндажа и в траншее лежали уложенные друг на друга трупы фашистов. Они, не в пример живым, не беспокоили нас. В горячие минуты перестрелок мы вообще не замечали их. И все-таки неприятно было.

Перемена «места жительства» не изменила в нашей жизни ничего, разве что возросла опасность попасть под пулю или осколок. Брони над нами теперь не было. Да и с этим можно было бы примириться, если бы не появившийся у фашистов снайпер. Его мишенью было сердце. Стоило приподняться над траншеей, как тут же раздавался выстрел. Так был убит Ваня Климачев.

Рано утром (не помню, на какой день после новоселья) я встретил его у ручья, куда спустился помыть руки. Утро было по-весеннему солнечное, с запахами южного ветра. И ручей журчал как-то по-особенному, словно радовался наступающей весне и теплу.

Иван шел на КП с пакетом из штаба. Поздоровался, спросил:

- Как вы тут с Витькой? Все бока, наверно, под танком пролежали?

- Нас давно уже в самый ближний к фрицам блиндаж передвинули. Теперь до них - один бросок гранаты.

Увидев торчащую из кармана моей куртки рукоятку гранаты, Иван, о чем-то вспомнив, полез в карман своей куртки.

- Возьми вот, с Витей пожуйте, сушеные грибы,- протянул он мне несколько черных шляпок с ладонь величиной.

Я недоверчиво уставился на них.

- Бери, чего смотришь? Не отравишься, сам ел.

- Ваня, ты теперь поближе к начальству, ничего там не слышно о фронтальном наступлении наших?

- Начштаба и день, и ночь над картой сидит, что-то все линейкой измеряет и шепотом ругается.

И заторопился:

- Разговорился я с тобой…

- Будь осторожен - у фрицев снайпер появился,- предупредил я его.

- Обо мне, Миша, не беспокойся. Себя береги! Не забывай, что Мария Васильевна сказала! На после победы жизнь пригодится, - непохоже на себя, с какой-то непонятной затаенной грустью, ответил он, словно собирался расстаться .со мной, скоро и навсегда.

Он ушел, а на сердце у меня стало как-то нехорошо. С мыслью о доброй и мягкой душе Ивана я снова наклонился к ручью и только принялся намыливать руки, с КП прибежал десантник и, запыхавшись, сообщил: «Климачева убили! Прямо в сердце!»

Оглушенный известием, я выронил мыло в ручей и встал, не в силах произнести ни слова. Не хотелось верить услышанному. «Саша, а теперь Иван, что же это такое делается? - спрашивал я себя.- Скорее к нему! Возможно, он только ранен и ему нужна помощь».

Со всей быстротой, на какую был способен, побежал я на КП. Иван лежал на дне траншеи. Лицо не выражало предсмертных страданий. Оно было покойно. В нем чувствовалась какая-то печаль и словно бы дума о чем-то несбыточно далеком…

Возле закрытых глаз ниточками протянулись следы преждевременных морщинок. Я смотрел на него и думал: «Вот и не стало моего второго товарища и школьного друга, с кем мечтали об алых парусах, строили планы на будущее… Отшумели для него песен соловьиных трели, шорохи лесных дубрав и голоса девушек прекрасных, ни одну из которых он так и не успел по-настоящему полюбить».

Подошли комиссар Васильев, Цветков и Виктор. Минутой молчания все почтили память погибшего. Потом комсорг расстегнул у него куртку и так же, как у Саши, достал комсомольский билет. Кровь бурым пятном запеклась на его корочках, в том месте, где пуля их пробила. Бережно держа билет в руках, Виктор передал его комиссару. Васильев с суровой скорбью посмотрел на билет и на лицо Ивана. Словно призывая нас в свидетели свершившегося, он поднял руку и, указывая в сторону фашистских траншей, с трудом разжимая губы, произнес: «Мы вам этого не простим,, подлые убийцы! За все спросим!»

Отдавая последний долг другу-солдату, вдвоем с Виктором мы подняли его тело, обернутое плащ-палаткой, и, опустив в ближайшую воронку, скрытую от фашистов траншеями, начали руками засыпать могилу. Комья мерзлой земли падали вниз с глухим мягким стуком.

Не верилось, что никогда больше не услышу его веселого, задорного смеха, не увижу его искрящихся серых глаз.

Когда над воронкой вырос небольшой холмик, рядом загрохотали взрывы. Начался очередной обстрел. Я стоял не шевелясь. Виктор схватил меня за руку и силой утащил в «блиндаж». Обстрел усилился. Мины часто и оглушительно рвались по всей нашей передовой. Они рвались и возле самого «блиндажа» - то перед ним, то сзади. Земля от взрывов падала в траншею. Одна мина разорвалась так близко, что взрывной волной разрушило дощатую амбразуру.

Мы выбрались из блиндажа в траншею. Сюда с КП прибежали Цветков, ротный и комиссар Васильев. После минометного огня группа немцев численностью около роты высыпала из своих траншей. Строча из автоматов, они пошли в атаку с криками: «Форвертс! Форвертс!»