Особое задание. Записки разведчика. Прыжок в ночь

Справа и слева, далеко впереди, врезались в темноту осветительные ракеты и, рассыпавшись на мелкие кусочки, осветили на миг молочным светом мрачную топь. Прострочили с той и другой стороны пулеметы, несколько взрывов сотрясли воздух. След в след, мы медленно шли за сержантом, сверяя путь по вспышкам осветительных ракет.

Не знаю, сколько прошли, как вдруг шедший за сержантом дядя Ваня (ростом почти в два метра) по грудь погрузился в трясину. Видимо, не выдержала его тяжести травянистая пленка. Болотина, утробно чавкнув, начала засасывать жертву.

- Ребятки, не бросайте меня! - не на шутку перепугался наш дядя.

- Без нытья, тихо!

- Сейчас вытянем, не паникуй!

- Шесты сюда! - приказал сержант.

Выстелив из них подобие решетки, он улегся на нее и протянул самый длинный шест дяде Ване. Ухватившись, мы начали тянуть. Под нашей тяжестью болотина пружинила и проседала. Мириады комаров, словно осатанев, облепили лица и руки сплошной массой. А мы тянули и тянули. И хоть цепко держала топь жертву, вытянули. Уставшие до предела, проклиная в душе и час и день, когда на свет появились, какое-то время лежали на ко-чах, безучастно глядя на темное небо.

Вдруг раздался жалобный крик: «Ой, сплю! Ой, сплю!» Мы схватились за оружие.

- Не пугайтесь, это сова, - хрипло проговорил дядя Ваня.

Отдохнув, снова пошли, шатаясь от усталости и размазывая на лицах липкую грязь и кровь от комариных укусов.

Стали выдыхаться, когда впереди блеснула вода и мы выползли на берег речки - ничейной полоски, где безраздельно и единоначально властвовала смерть. Здесь она косила и наших и ваших - всех, кто появлялся на полосе подобно нам - безвестными для обеих сторон. Те и другие могли изрешетить нас из пулеметов, обнаружь мы себя раньше времени. С бешено колотившимися сердцами, стараясь не наглотаться болотной жижи, лежали мы в осоке, словно рыбы, хватая воздух открытыми ртами. Выжидали момента для последнего броска на тот, наш берег. Там как-то по-родному негромко застучал «Максим». Его пули веером пронеслись над нашими головами. И хотя они тоже несли смерть, но были нестрашными- своими. С этой, вражеской стороны полетели в ответ две зловеще-враждебные светящиеся пунктирные линии.

Пользуясь поднятой стрельбой, мы скользнули в реку и, держа винтовки над собой, пригибаясь к воде, пошли

(благо воды не с головой было). И только добрались до противоположного берега - стрельба прекратилась. Стараясь ничем не выдать себя, поползли к смутно видневшейся (метрах в двадцати) траншее.

И десяти метров не отползли, как снова «максимка» открыл огонь. И снова пули веером пронеслись над головами.

- Не стреляйте, свои! - срывающимся от волнения голосом негромко закричал сержант, когда пулемет умолк.

- Кто такие? - раздался голос из траншеи.

- Десантники и беловцы, - приглушенно ответил сержант.

Наступила томительная пауза, за время которой неоднократно вспыхивали ракеты, строчили фашистские пулеметы.

Ожидание становилось смерти подобно, когда наконец все тот же голос приказал: «Ползите сюда по одному!»

Первым пополз дядя Ваня, за ним - я, потом - десантник и последним - сержант.

И вот мы среди своих: родные лица, крепкие объятия, кисеты с махоркой.

А потом опять были бои, и снова, подстегнутый командой, ходил я в атаки, и, как и прежде, дыбилась от взрывов земля, лилась кровь. Горели города и села - творения рук человеческих, гибло народное добро. Гибли ни в чем не повинные советские люди: женщины, дети, старики.

И потому во время атак, как штормовая волна, вскипала наша ярость и пятился враг, словно вехами, отмечая свой позорный путь березовыми крестами. Захватчики пожинали заслуженное возмездие.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Теряя боевых друзей, шли мы, солдаты, теперь на запад, навстречу нашей грядущей Победе!

Много, бессчетно много дней (и каких дней!) прошло с того времени, когда в последний раз перед уходом на войну видел я Марию Васильевну. Уже и свидеться не думал, но… пришлось.

Во время томительного разговора я рассказал ей все о Вите. Верный клятве, утаил лишь правду о его гибели.

«Ушел с товарищами в разведку и не вернулся».

- Так, может быть, мой сын еще жив!-воскликнула Мария Васильевна и словно ожила, помолодев от радостной надежды.

Прав был Саша: великая сила - надежда! Она вдохновляет ослабевших, вселяет веру в разуверившихся.

Мы несколько лет переписывались с Марией Васильевной, пока однажды не пришло письмо от ее сестры, с известием о смерти бывшей учительницы, матери Виктора. Через два года после этого умерла и моя мать. А еще несколько лет спустя дошли до меня слухи о смерти родителей Саши и Вани.

Три десятка лет уже минуло со дня окончания войны, но память хранит до мельчайших подробностей все виденное, пережитое. Многое пришлось преодолеть и испытать комсомольцам нашего поколения - поколения сороковых годов, вынесших на своих плечах немалую долю тягот в Великой Отечественной войне. Они явили достаточный пример мужества, товарищеской выручки и самоотверженной преданности любимой Родине, партии, комсомолу.