Особые обязанности (сборник)

В кабинете он повернул ключ в замке, выдвинул ящик стола, достал папку, к которой не имел права прикасаться даже его личный секретарь. Мог он перепутать Кэненбери с Кэнен-Вудом? Нет, конечно не мог, и внезапно его осенила страшная мысль: а как часто за последние три года мисс Сондерс обманывала его (он нанял ее три года назад, после того как перенес тяжелую пневмонию: идея вызревала долгими бессонными ночами в период выздоровления)? А если все индульгенции фальшивые? В это он не мог поверить. Конечно же, хотя бы несколько из 36 892 дней индульгенций подлинные. Но только мисс Сондерс могла назвать ему точную цифру. И чем она занималась в рабочее время, все эти долгие часы, потраченные на дорогу к местам паломничества? Однажды она уехала в Уолсингэм на целый уик-энд.

Он вызвал мистера Хопкинса, которому сразу бросилась в глаза бледность его работодателя.

— Мистер Ферраро, вам нехорошо?

— Я только что пережил сильнейшее потрясение. Можете вы сказать мне, где живет мисс Сондерс?

— Она живет с больной матерью неподалеку от Уэстбург-Гроув.

— Точный адрес, пожалуйста.

Путь мистера Ферраро лежал через разрушенный войной Бейсуотер. Сохранившиеся в относительной целости многоквартирные дома превратили в частные отели, а на месте разбомбленных устроили автостоянки. На террасах, облокотившись о перила, торчали сомнительного вида девицы, на углу играл духовой оркестр. Мистер Ферраро, отыскав нужный ему дом, не решался подойти к двери и нажать на кнопку звонка. Он сидел скрючившись в своем «даймлере» и ждал. Его ли присутствие заставило мисс Сондерс выглянуть в окно второго этажа или это было совпадение? А может, чувство вины? Поначалу мистер Ферраро подумал, что подойти к окну с почти оголенной грудью ее вынудила жара. Но потом ей на талию легла рука, рядом появился молодой человек, и вторая рука привычным жестом задернула занавеску. Мистеру Ферраро стало ясно, что даже условие, необходимое для получения индульгенций, и то не выполнялось.

Если бы кто-то из хороших знакомых увидел в тот вечер, как мистер Ферраро поднимается по ступенькам дома на Монтегю-сквер, то он не поверил бы своим глазам: за день мистер Ферраро постарел на добрый десяток лет. Да, да, постарел на те самые 36 892 дня, на которые за последние три года, как он полагал, сократился срок его пребывания в Чистилище. За задернутыми шторами в другом крыле дома горел свет. Мистер Ферраро не сомневался, что отец Дьюс уже наливает себе первую из вечерних порций виски. Звонить мистер Ферраро не стал, открыл дверь своим ключом. Толстый ковер заглушал его шаги. Включать свет ему не пришлось: в каждой комнате уже горела настольная лампа под красным абажуром. Картины в библиотеке напомнили ему о налоге на наследство: аппетитная задница, кисти великого Дега, чем-то походила на атомный гриб над ванной. В библиотеке его встретили забранные в кожаные переплеты книги умерших писателей. Опустившись в кресло, он почувствовал легкую боль в груди: возможно, напомнила о себе двухсторонняя пневмония. С того дня, как появилась мисс Сондерс, он приблизился к смерти на три года. Мистер Ферраро долго сидел, сложив перед собой руки, словно для молитвы. Но он не молился, он принимал решение. Худшее осталось позади, он вновь с надеждой смотрел в будущее. И знал, что завтрашний день начнет с поиска по-настоящему надежного человека.

Французский фильм

— Другие люди отлично проводят время, — пожаловалась миссис Картер.

— Ну-у, — начал муж, — мы видели…

— Наклонившегося Будду, изумрудного Будду, плавучий базар, — продолжила миссис Картер. — А после обеда домой, и спать.

— Вчера мы ходили на праздник…

— Если бы ты приехал без меня, — прервала его миссис Картер, — то нашел бы, куда пойти… ты знаешь, о чем я, о каких местах.

«Она права», — подумал Картер, глядя на жену поверх чашечки кофе. Ее кудряшки покачивались в такт движениям ложечки. Она достигла того возраста, когда всем довольные женщины расцветают, как розы, а у обделенных жизнью появляются морщины. Глядя на ее шею, он начинал думать о гусыне. «Может, я виноват, — гадал он, — или ее… а может, причина врожденная, какая-нибудь болезнь желез внутренней секреции, передающаяся по наследству? Жаль, конечно, что в молодости хрупкость зачастую принимаешь за признак благородного происхождения».

— Ты обещал, что мы будем курить опиум, — напомнила миссис Картер.

— Не здесь, дорогая. В Сайгоне. Здесь особо не покуришь.

— Все-то ты знаешь.

— Здесь курят только кули. В курильнях грязно. Дурно пахнет. На тебя будут таращиться. — Он привел главный аргумент: — Там кишмя кишат тараканы.

— Я бы тоже нашла, куда пойти, если б приехала сюда без мужа.

— Японские стриптизерши… — начал Картер.

Но она о них слышала.

— Уродины в бюстгальтерах.

В нем закипела злость. Он потратил столько денег, чтобы взять жену с собой и утихомирить свою совесть — слишком уж часто он ездил один, — но трудно представить себе более унылую компанию, чем нежеланная женщина. Он заставил себя спокойно пить кофе, хотя ему хотелось грызть чашку.

— Ты расплескал кофе, — заметила миссис Картер.