Особые обстоятельства

Мне кажется, я так нелеп! И стоит шагнуть вперёд, коснуться этих странных косичек, и ты поймёшь, что к чему, и нахмуришься ещё сильнее. Это так странно — бояться резкого слова или пощёчины, которые будут непременно, когда ты наконец догадаешься, что эта забота, это вечное "присмотрю за тобой" — не обычное благородство.

Это так странно — чувствовать лишь холодную заботу с твоей стороны и ничего больше. Ни капельки — сверх этого.

Движения раздраженные, резкие. Один комок эмоций трусливо идёт мимо стола — забиться в угол, другой — от плиты к столу с кастрюлей, в полутемной комнате они сталкиваются, и чувства наконец обретают словесное выражение. Зверь прижимает уши и покорно сносит фразы, хлестающие сильнее реальной плети. Он знает, о чем думает, он может так сравнивать. Девушка-из-ниоткуда, странная даже для южанки, браниться на незнакомом языке. И от этого кажется все более далёкой. А потом, неудовлетворенная эффектом, переходит на понятную речь.

Стоит потянуть немного вот тут и тут. И эту нить. Пусть говорит, как есть.

И она говорит. Бранится и говорит. Что он дурак. Что зря полез тогда защищать — она бы справилась, просто испугалась и не сразу сообразила, что делать. А сегодня зачем влез — совсем непонятно. И теперь его дурака точно повесят. Или посадят на кол. Или ещё что похуже сделают. А как ей дальше жить без него, он не думает. Он вообще о ней не думает. Ходит холодный такой, неприступный, подойти лишний раз боязно. Господин "Я-все-могу". Живёт ее тенью, встречает-провожает, за спиной прячется, а что ей с того? С этой лавки, с этих людей, даже с его провожаний? Шел бы рядом хотя бы, а не в кустах прятался! Ей плевать на все. И на всех. Только бы шкура его была цела. Дурака такого.

И зверь искрит. Весь — комок огненной радости. Зыбкая, хрупкая, невесомая, она заставляет прижатые к голове уши распрямиться, тело — сменить форму, и вот уже человеческие руки неуверенно тянутся к девичьим плечам, чтобы обнять. И буря перерастет в иное, и будет собрана наутро повозка, и будет степная дорога, но все это такие мелочи, если держаться за руки… Марина сказала бы точно, она многое знала наперед, она глядит дальше и видит больше. Но здесь и так всё ясно.

Тьма течет по городу, словно волна, умывает лица, смывает маски. И прячась во тьме, по улицам ходит Зверь. Не тот, который обращается в лохматое нечто. Этот имеет человеческое лицо и шерсти на нем нет, но нутро у него — яма с кольями. Он умный, он знает, что охотиться рано, но не может ждать. Его ведёт свое-чужое. Беда? Какая, где, чья? Почему чужая беда — его? Что ему нужно? Ему нужно новое… Нужно попробовать ещё. Столько было вариантов! Этот должен подойти точно!

Могущество. Его отголоски мешаются с беспомощностью. Выбор есть, но выбора нет. Если потянуть здесь — клубок распадается на самые разные нити, но вот сожаления нет. И вины — тоже. А значит, нет шанса ни у убийцы, ни у города. Его тень — огромная, черная, накрывает город. Он знает, куда идёт. Он знает, как сделать так, чтобы не вызвать подозрений. Есть только одна беда, одно препятствие, но и она устранима.

Следом скользит по земле другая тень. Она мельче, она вся какая-то скукоженная, кривая, нити в ней настолько перепутаны, что невозможно отделить одну от другой, не порвав. Но если присмотреться, не трогая… Что же тут? Ах, какая вкусная ненависть внутри! Вот здесь краешек мелькнул! Но… к самому себе? Сколько на нее намотано! Презрение, страх, жалость, обида, одиночество, тревога, отвращение, боль, зависть, усталость, печаль, ярость, безысходность, гнев, бессилие, грусть, стыд… Все это так смешалось, что и общий цвет выходит какой-то грязный, и запах, словно от помоев… Но есть… Что-то есть за этим ещё… Невидимое… Совсем незначительное… Зёрнышко, утонувшие в болоте — и не умрет, и не прорастет.

Город спит, но живет. Зверь никуда не ходит, он только ждёт. Тень с зёрнышком, которое так и не удалось рассмотреть за грязным комом, околачивается рядом. Этот человек ничего не делает, только сам себя пожирает изнутри. Тяга к саморазрушению настолько сильна, отторжение себя самого настолько серьезно, что это уже больше похоже на болезнь. Вот бы увидеть лицо, до чего же любопытно! Но, как назло, рядом нет зеркал…