Особые условия

Панюшкин ворчал, но в то же время был рад этой неожиданной поездке, нарушившей его не больно веселые будни. А позже, добираясь из аэропорта в городок, шагая по дымящейся от мороза улице, утонувшей между сугробами, маясь в приемной секретаря по промышленности, он все еще чувствовал в теле вибрацию самолетика.

- Может, ему напомнить? - спросил он, решительно остановившись у столика секретарши. Несмотря на небольшой рост, шаги у Панюшкина были крупные, поворачивался он резко, смотрел исподлобья.

Полная женщина с легкомысленным шарфиком на короткой шее вначале подперла пальцем строку, отметив место, где только что читала, сняла очки, приосанилась и только тогда подняла глаза:

- Простите, вы что-то сказали?

- Я спросил, не напомнить ли вашему начальнику обо мне? Поторчал я здесь уже достаточно и его самолюбие, полагаю, вполне ублажил.

Секретарша неодобрительно пожала округлыми плечами, поправила шарфик и убрала палец со строки.

Ничего не ответила. Но буря, поднятая в ней словами Панюшкина, требовала выхода.

- Между прочим, он не только мой начальник, - проговорила она, не поднимая головы. - Странные, ейбогу, вопросы задаете... И должна сказать, что он, между прочим, не из таких. Вот.

"Мызга, - подумал Панюшкин. - Задрыга жизни!"

И оттого что нашел достаточно обидное слово, ему даже легко стало. "Спокойно, Коля, - сказал он себе. - В конце концов, все решения приняты, протоколы подписаны, повлиять ни на что уже нельзя, а раз так, то и волноваться нечего. Это еще не тот день, которого стоит опасаться. О, тот день! Он придет, от него тебе никуда не деться, ты задолго почувствуешь его. Уж он-то все расставит на свои места! Небось несется где-то, и вихрится за ним воздух, и шуршит, шипит, приближается твой последний день. Вот его бойся. А сегодняшний-для приятных забот, для милых бесед".

- Вас ждут, - эти слова секретарша произнесла не сразу. Вначале она озабоченно вышла из кабинета, подумала о чем-то, не выпуская ручку двери, будто решала-не вернуться ли ей, чтобы выяснить еще один вопрос, тоже очень важный, но все-таки прошла к своему столику, переложила бумажки, узнавая каждую и к каждой имея отношение, зная историю каждой бумажки и ее будущее, потом взяла телефонную трубку, чтобы позвонить кому-то, и уже набрала несколько цифр, но тут невзначай увидела этого человека. Вскинула брови как бы в растерянности-что ему здесь, в приемной, нужно? Ах да! Ведь его вызывали... И только тогда, не торопясь, произнесла приглашающие слова, продолжая набирать номер телефона. Но, заметив, что Панюшкин не смотрит на нее, положила трубку и унеслась куда-то, где ее любили и баловали, где шутили с ней рискованные шутки, а она смеялась звонко и грозила пальчиком.

Панюшкин не по росту большими шагами подошел к обитой черным дерматином двери, взялся за ручку и, вздохнув, задержал дыхание. Рванув дверь на себя, он перемахнул через маленький темный тамбур, призванный ограждать кабинет от шума приемной, и ступил на мягкую ковровую дорожку, которая вела прямо к столу секретаря.

Секретарь по промышленности Олег Ильич Мезенов писал что-то, чуть склонив голову. "Конечно, - подумаЛ Панюшкин, - что же ему делать, как не писать. Иначе посетители по своей испорченности могут, чего доброго, подумать, будто ему и заняться нечем. А так-пишет.

Может быть, даже что-то очень важное. Проект постановления, например, или проект решения. И никто не осмелится даже подумать, что секретарь письмо кудато строчит, возможно, сугубо личное письмо".

- Здравствуйте, Николай Петрович! Как долетели? - Мезенов поднял голову, улыбнулся, и его лицо, освещенное отраженным от бумаг солнечным светом, показалось Панюшкину оскорбительно молодым.

- Долететь-не вылететь, - обронил Панюшкин, усаживаясь в кресло. Он сразу понял, что секретарь волнуется. Значит, разговор предстоит серьезный. Панюшкин и за собой замечал эту слабинку-волновался, когда предстояло сделать кому-то неприятность.

- Мне всегда нравились люди, способные сразу посмотреть в корень, Мезенов отложил ручку, спрятал бумаги в папку.

- Сутулый потому что, вот и смотрю в корень, - Панюшкин быстро взглянул на секретаря из-под нависших бровей и снова опустил их, будто забрало опустил.

"Молодой еще, совсем молодой, - подумал. - Горный закончил. Или политехнический. Хотя нет, скорее всего, экономический. Года два-три назад... Как же он успел?

Голова варит? Выходит, варит".

- Мне кажется, Николай Петрович, что вы при желании и события можете предугадывать.

- Уж не предлагаете ли вы Мне поменять работу?

- Пока нет, - Мезенов твердо посмотрел Панюшкину в глаза. Его взгляд на миг дрогнул, но не ушел в сторону, только мягче стал, будто извиняющимся.

- Пока? А потом?

- Потом будет видно, Николай Петрович.

- Понятно, - буква "о" у Панюшкина звучала сильнее, звучнее других. Понятно, - повторил он, глубже усаживаясь в кресло. Секретарь подтвердил худшие его опасения.