Особые условия

- А! - Панюшкин небрежно махнул рукой. - Ерунда собачая. У вас, Олег Ильич, информация несколько большей концентрации, нежели это необходимо. Вашу информацию нельзя употреблять без предварительного разбавления, как спирт. Поножовщина! Слово-то какое нелюдское! Поиски преступника! Это же сказать надо!

Тоже, небось, из какого-нибудь постановления фразочка? А? Или из докладной записки? Признавайтесь, Олег Ильич!

- Признаюсь, - улыбнулся секретарь. - Николай Петрович... С нами вместе вылетает следователь районной прокуратуры Белоконь. Он проведет расследование, как это и положено в подобных случаях.

- Вот, значит, как, - Панюшкин невольно осел в кресле и стал будто меньше, старше. Опять потер лицо крупными сухими ладонями. - Другими словами, еще один член Комиссии?

- Вольно или невольно,. следствие будет как-то...

соотноситься с выводами Комиссии.

- Интересно иногда получается, Олег Ильич... Тайфун пронесся, перемешал все, что можно перемешать, покуражился, как хотел, и умчался по своим непутевым делам. Нет его. В природе нашего Тайфуна уже нет.

Казалось бы! Но на самом деле... О! - Панюшкин поднял указательный палец. - На самом деле он только набирает силу. Для людей, которые оказались под его влиянием. Он до сих пор бросается бочками и катерами, до сих пор вяжет трубы в узлы и карежит, карежит судьбы людские, тасует их планы, вмешивается в личную и. общественную жизнь. И даже, - Панюшкин дурашливо понизил голос, - oн вмешивается в деятельность нашего с вами уважаемого учреждения. До сих пор! Вот живучая тварь, а?! Он ведь, дурак малохольный, в государственные дела нос сует! Поправки, шалапут, вносит! Может, он здесь с давних времен доисторических кем-то оставлен, а? Чтоб, значит, богатства природные беречь, а?

- Мне бы не хотелось, Николай Петрович, чтобы Комиссия стала еще одним тайфуном в вашей жизни, - улыбнулся Мезенов.

- Ха! Не получится! Знаете, как у нас говорят с некоторых пор? Двум тайфунам не бывать, а одного не миновать. Приезжайте! Встретим вас, как самых дорогих гостей. Лучшую избу натопим, под самую веселую музыку спляшем.

- Шутите, Николай Петрович? - Мезенов был явно озадачен странным оживлением Панюшкина, тем более что видел-тот искренне развеселился к концу разговора.

- Ничуть! Для меня, Олег Ильич, вы действительно будете желанным гостем. Да и как мне не радоваться вам, если вы приезжаете со столь благородной цельюснять с меня подозрения, сомнения, которыми переполнены бумаги на вашем столе! Мне ли не знать собственных промашек, Олег Ильич! Мне ли не знать о той взрывной силе, которую таят в себе самые невинные оплошности, простительные слабости... Не говоря уже о недостатках.

- А они тоже есть?

- Только что вы сами имели возможность убедиться в этом, - Панюшкин вздохнул и вместе с воздухом словно бы вытолкнул из себя оживленность, которая только что светилась на его лице. - Меня можно назвать вздорным и капризным стариком. Есть для этого основания. Другие предпочитают выражаться более жестко - слабый, уставший старик. Слышал я и снисходительно-жалостливое определение - специалист вчерашнего дня.

- Что же ближе всего к истине? - спросил Мезенов, стараясь говорить доброжелательнее, шутливее, чтобы Панюшкин не решил, что вопрос этот задан слишком уж всерьез.

- Вы лучше спросите, что дальше всего от истины! - Панюшкин дерзко улыбнулся в лицо секретарю. - Каждый подбирает для ближнего оценки, которые более всего оправдывают его самого. В зависимости от того, кто как меня называет, кто как относится ко мне, я могу почти безошибочно узнать, каким он предстает в собственных глазах, за что себя ценит, и вообще, какие у него отношения с самим собой. Это помогает найти болевые точки человека.

- А зачем вам знать болевые точки человека?

- Чтобы не обидеть невзначай, не сделать оплошность. И потом, понимать человека - это важно и полезно в любом случае, чтобы знать, с кем имеешь дело, кто находится в данный момент перед тобой.

Мезенов передвинул бумаги на столе, с подчеркнутым вниманием посмотрел на календарь и наконец решился взглянуть Панюшкину в глаза.

- И вы можете сказать, кто в данный момент находится перед вами?

- Конечно! - отчаянно сказал Панюшкин.

- Интересно было бы знать, за что, по вашему мнению, я уважаю себя, где мои болевые точки, - несколько нервно усмехнулся Мезенов.

- Нет, Олег Ильич! Не толкайте меня на преступление. Я не стану вмешиваться в ваши отношения с самим собой. Думаю, они сложны и неоднозначны. Что бы я ни сказал, это будет ошибка с моей стороны. Мое одобрение вам не нужно, оно может прозвучать двусмысленно. Усомниться в вас было с моей стороны вообще хамством.

- А вы дипломат, Николай Петрович! - воскликнул Мезенов с облегчением.

- Вертимся! - засмеялся Панюшкин, поднимаясь из низкого податливого кресла. - Суть моего положения, Олег Ильич, заключается в том, что воевать мне придется не с фактами, с ними не повоюешь. Воевать придется с ярлыками, формулировками, оценками...