Особые запросы (СИ)

- Раздевайся.

- Вот прямо так сразу? - возмутился Хань и отшатнулся.

- Ты сказал, что со всем согласен. Соврал? - Левый уголок рта дрогнул в ехидной полуулыбке.

- Э… нет. Сейчас.

Хань стянул куртку, футболку, помедлил, но всё же снял и всё остальное, выжидающе уставился на Чонина, прикидывая, как бы половчее сдёрнуть полотенце с узких бёдер. Пока он прикидывал варианты, Чонин отволок его к кровати, но не свалил на неё, а уселся сам. В следующий миг Хань барахтался у него на коленях и вопил на нехорошем китайском всё, что думает о наглых корейцах - вообще - и об одном наглом корейце - отдельно взятом. А этот “один наглый кореец” безжалостно и размеренно припечатывал ладонь к его голой заднице. Всего двадцать ударов, а бедная задница Ханя полыхала так, словно там был пожар. К концу экзекуции Хань уже не ругался, а приглушённо поскуливал от боли и… удовольствия. И сгорал от стыда, потому что в бедро Чонину упирался отменный стояк. И Чонин просто не мог этого не заметить. Хотя ладно, оба хороши. Только это и успокаивало - то, что Чонин испытывал не меньшее возбуждение от наказания, чем Хань.

Оба извращенцы, чего уж там…

Чонин медленно провёл кончиками пальцев по пылающим ягодицам. Хань стиснул зубы, но всё равно тихо застонал. Это было мучительно, издевательски, невыносимо… восхитительным. Уперевшись дрожащими руками в колено Чонина, Хань приподнялся и потёрся губами о твёрдый подбородок, осторожно обнял за шею, выпрашивая поцелуй. Получил. Чонин никогда ему в этом не отказывал. Хань забрался пальцами в непослушные волосы, нащупал следы, оставшиеся от удара вазой, легонько погладил и увлёк Чонина за собой - на белые простыни. Соприкоснувшись горящей задницей с прохладной тканью, испытал на время призрачное облегчение, но успел лишь дух перевести, потому что ладони Чонина сжали его бёдра, подарив огромный букет впечатлений - от боли до невыносимого восторга.

- Ненавижу… тебя… - пробормотал Хань, коснувшись тёплых губ собственными и резко втянув в себя воздух с мандариновым ароматом.

- Я знаю, - тихо ответил Чонин и нарисовал кончиком языка линию на щеке Ханя.

- Я не про… вазу…

- Это была ваза?

- Забудь. - Хань перевернулся на живот, удобнее упёрся в матрас коленями и вытянул руки. - Ещё немного.

- Потом сидеть не сможешь, - предупредил Чонин и пометил левое плечо жадным поцелуем.

- Я уже не смогу сидеть, - уткнувшись лицом в простыни, хмыкнул Хань. - Ну?

Он вцепился зубами в белую ткань, чтобы не заорать в голос от нового умелого удара ладонью. Интересно, где Чонин этому научился? Хотя нет, неинтересно.

Задница так сильно горела, что Хань благополучно пропустил тот миг, когда Чонин вошёл в него. Просто вдруг осознал, что он наполнен до краёв, а по пылающей коже нежно скользят тёплые ладони.

“Господи, что ты со мной делаешь?!”

Хань прикрыл глаза, дотянулся кончиками пальцев до подушки и стиснул её края со всей силы. Проехался щекой по смятым простыням от резкого толчка, сам подался назад бёдрами, чтобы проникновение стало ещё более глубоким, чтобы в нём оказалось как можно больше Чонина. Застонал, когда сильные руки придержали его, опалив сладко-острой болью от прикосновения к многострадальной заднице.

Спины Ханя коснулись горячие губы, обожгли поцелуем.

- Пожалуйста… заткнись… - едва слышно прошептал в спину Ханю Чонин.

- Иначе… что? - слабым голосом уточнил Хань. Он сильно сомневался, что сможет молчать.

- Залюблю до смерти.

- Идёт, - без раздумий согласился он и всё-таки вновь застонал от лёгкого прикосновения к бедру.

- Чёрт…

Хань подавился всхлипом от нового толчка и собрал всю силу воли, лишь бы не потянуться рукой к собственному паху. Рано, слишком рано. Но… Зажмурился, чтобы легче было вынести короткие поцелуи, которыми осыпал его спину Чонин. Как успевал только… И Хань не удержался от долгого стона, когда Чонин чуть приподнял его бёдра и дёрнул к себе. Пришло время забыть о силе воли и собирать звёзды. Время, когда Хань начинал нести какой-то бред, путаясь в языках, мыслях, ощущениях и срываясь на всхлипы, вскрики и стоны. Он знал, что он шумный, но Чонину это нравилось - тот сам признавался как-то. Если они оказывались в постели лицом к лицу, то вся шумность Ханя оставалась на соблазнительных губах Чонина. Ладно, почти вся. Но если же они оказывались в постели вот так, как сейчас, то Хань отрывался по полной без стыда и совести и вовсе не думал о возможных слушателях за стенкой - чёрт с ними, пусть внимают и завидуют.

Он обессиленно вытянулся на простынях поверх влажного пятна, сверху на него навалился Чонин. Неровное дыхание согревало шею слева. Хань повернул голову, чтобы поймать губами это дыхание. Не вышло, поймал только подбородком.

- Чон… - не договорил, потому что Чонин как будто прочёл его мысли и тронул поцелуем уголок рта.

“Господи, что же ты со мной делаешь?!”