Особый дар

— Осторожней, Мейзи, курите поменьше, — сказала миссис Робертс. — А то еще наживете что-нибудь худое.

Губы Мейзи изогнулись в завитках улыбки.

— Так ведь нам всем в конце концов этого не миновать.

— Но уж если это суждено, то пусть случится как можно позже. Так я считаю, — возразила миссис Робертс.

Потом она повела всех наверх показать свою новую картину и, покуда они смотрели ее, машинально вытирала руку о платье. Она нервничала; тревожило ее не то, что скажет Тоби, а что скажет Мейзи, — а почему, она и сама не знала. На картине вытянувшаяся крокодилом толпа школьников в ярко-зеленых блейзерах переходила серую улицу, над которой нависли густеющие, набухшие влагой тучи. Сценка эта отдаленно напоминала Лаури, но было в ней и нечто очень самобытное, личное, что миссис Робертс бессознательно стремилась выразить. Тоби почти сразу же похвалил работу матери и поздравил ее с удачей. Мейзи помолчала. Потом повернулась к миссис Робертс:

— Просто чудесно! До чего вы талантливы! Где вы учились?

— В жизни меня никто ничему не учил. Я же понимаю, это грубая работа. Фигуры-то неправильные.

— А можно мне посмотреть еще что-нибудь из ваших вещей?

Миссис Робертс принесла еще пяток картин и, пока они их рассматривали, стояла чуть поодаль. Ее потемневшее лицо выражало подозрительность; Мейзи и этими картинами восхищалась, а все-таки то и дело посматривала на уличную сценку. По тому, как она ее разглядывала, Тоби понял: девушка знает толк в живописи.

— А ты разбираешься в картинах, — сказал он.

Она посмотрела на него открыто и прямо.

— Немножко. У нас есть дома несколько. Мама их коллекционирует.

— Поди, все Рембрандты и Тёрнеры? — спросила миссис Робертс, и оттого, что она нервничала, вопрос прозвучал как-то язвительно.

— Нет, не такого класса, — ответила Мейзи очень серьезно. — Но есть и хорошие. Мы обе ходим в галереи, где картины выставляют на продажу. А почему вы не выставляете своих?

— То есть как? Вы хотите сказать, вот это — на выставку? — Миссис Робертс явно была ошарашена. — Да я понятия не имею, как к этому и подступиться. Вот и Тоби тоже. — Она торопливо составила картины, повернула их к стене. — Нет, вы меня просто разыгрываете, не иначе.

Но Тоби видел, что мысль эта уже запала матери в душу. Ему вдруг пришло в голову, что ведь это первый раз на его памяти по возвращении из Кембриджа в нос ему не ударил обычный сложный домашний запах; пахло только скипидаром, да и то чуть-чуть. Похоже, мать проветривала все комнаты несколько часов подряд.

Вскоре молодые люди собрались уходить: у них были билеты в «Нью тиэтр» на «Генриха IV». Прощаясь с Мейзи, родители Тоби выразили надежду, что она опять к ним приедет.

— А вы меня пригласите, пожалуйста, — попросила Мейзи.

Тоби понял, что вечер удался на славу и что с Мейзи будет удаваться все.

После театра, садясь в такси, которое должно было отвезти ее к сестре в Челси, Мейзи сказала:

— Спасибо. Я получила большое удовольствие. И родители твои мне понравились.

— А ты им.

— Ой, хорошо бы. Есть за мной такой грех: если я кому-нибудь не нравлюсь, для меня это просто непереносимо.

— Поехали, поехали, — поторопил ее угрюмый таксист.

И, уже сев в машину, Мейзи крикнула:

— Непременно приезжай к нам в Хэддисдон!

4

К большой своей досаде, Тоби узнал, что в Хэддисдон ему удастся попасть, по всей вероятности, не раньше весны. Оказывается, в зимние месяцы дом Аманды Феррарс открыт только для родни и кое-кого из старых друзей. Более широкий круг гостей хозяйка приглашает, когда становится тепло: она любит устраивать приемы в саду, если позволяет погода.

— А это, — добавила Мейзи, — бывает реже, чем ей бы хотелось.

Между тем Тоби все больше и больше привязывался к девушке. У нее было редкое свойство — она внушала людям симпатию. А как прекрасно она держалась у него в доме — если только тут вообще уместно слово «держаться»: ведь оно предполагает некую заранее продуманную линию поведения, а Мейзи — сама непосредственность. Он много думал о ней, старался почаще приглашать куда-нибудь — насколько это позволяли его возможности. И ясно понимал: надо узнать точно, на какой диплом он может рассчитывать. С этим вопросом он обратился к Хартфорду.

— Ну что ж, — рассудительно начал Хартфорд и, протянув к огню худые длинные ноги, жестом предложил Тоби коньяку. То была не беседа с воспитательной целью, а консультация и, стало быть, случай особый. — Если вы и впредь будете заниматься так же упорно, как в последний месяц, и на будущий год не потеряете темпа, можно считать, что перспективы у вас неплохие, я бы сказал где-то посередке между умеренными и блестящими. — Тоби явно был ему по душе, хотя знал он о нем мало — разумеется, ему было известно, из какой среды вышел его ученик, но не более того. Понимал он и то, что Тоби честолюбив, но куда приведет его честолюбие или хотя бы к чему он сам стремится — об этом Хартфорд не имел представления.

— Если сумеете перебороть себя и одолеть такие вопросы, которые наводят на вас тоску…

— Взять хоть Калонна!