Особый дар

Тоби позволял себе некоторую вольность в обращении с Хартфордом — ведь между ними было всего несколько лет разницы.

— …вот именно, и перестанете чересчур увлекаться чисто романтическими сторонами проблемы, все будет хорошо. Французская революция — это вам не только Диккенс[10] и Çа ira[11]^.

— Вам никогда не бывает скучно, доктор Хартфорд?

— Довольно часто. Но поддаваться этому — непозволительная распущенность: все равно что слишком много пить или слишком много спать. Перебарывать себя даже интересно, поверьте мне. Когда удается одолеть трудный вопрос, понять его в должном контексте, испытываешь большое удовлетворение. Даже самым выдающимся романистам порою надоедали их персонажи, и им приходилось себя перебарывать. Ну, не Толстому, конечно, — тот вообще величайшее и непостижимое исключение из всех правил. Налейте себе коньяку, а? Что-то не хочется вставать. У вас бывает лень душевная, и только порой, а у меня — лень физическая, притом постоянная.

Хартфорд был холост и жил в колледже, но все знали, что он собирается жениться и ведет переговоры о покупке дома на Чосер-роуд.

— Чем бы вы хотели заниматься, Тоби?

— Пока не знаю. А другие знают?

— Те, кто метит высоко, обычно знают. Во всяком случае, в большинстве. У некоторых из них цель одна — взлетать все выше и выше, а куда их в конце концов занесет, — это им все равно.

— Ну, я-то высоко не мечу. Но я знаю твердо: мне нужно зарабатывать на жизнь. Вы были ненамного старше меня, когда написали первую книгу.

— Незрелую, преждевременную. И все же, должен признаться, она свою роль сыграла.

Тоби глядел на него с таким нетерпеливым, глубоким интересом, что Хартфорд, словно загипнотизированный его взглядом, дал разговору уйти в сторону: стал рассказывать о начале собственного пути. Поговорить о себе с Тоби было приятно: у него был особый дар — он так умел слушать!

— Ну, где мне с вами равняться, — сказал Тоби, когда Хартфорд кончил.

— А почему же нет? Пусть не сейчас, пусть потом. Стиль у вас недурен. Слушайте, ко мне скоро должен прийти студент. А вы действуйте в том же духе, и если я чем-нибудь смогу быть вам полезен, сделаю все возможное.

Но после этой приятной, успокоительной беседы Тоби ждал разговор совсем другого свойства. Он еще раньше условился с Бобом Катбертсоном, что зайдет к нему за сорок пять минут до обеда и они пойдут в столовую вместе. Боб сидел, опустив плечи: стиснутые кулаки зажаты между коленями, глаза — затравленные.

— Что с тобой стряслось?

— Обрюхатил девчонку.

Тоби задал сам собою напрашивающийся вопрос:

— Ты уверен?

— В том, что обрюхатил, или в том, что это я?

— И в том, и в другом.

— Вполне.

Тоби сел.

— Расскажи-ка мне все. То есть если хочешь, конечно.

История оказалась донельзя банальная. Девушка работает в магазине тканей, и Боб подцепил ее, когда покупал носовые платки. Зовут ее Рита Чемпиен, ей девятнадцать лет, и он у нее первый. Как на грех, добавил Боб, отец у нее полицейский. Услышав это, Тоби с трудом сдержал улыбку.

— И что же ты собираешься делать?

— А что я могу поделать? У нее уже два месяца. Перепробовала все: и с лестницы прыгала, и джин пила, и горячие ванны принимала, и таблетки глотала — никакого толку.

— Она хочет, чтобы ты на ней женился, — сказал Тоби, и прозвучало это отнюдь не вопросительно, то была констатация факта.

— Если б ей только удалось от этого избавиться! Ну как я могу на ней жениться? Ведь мне бы пришлось бросить учебу и пойти работать. Ничего другого не остается.

— Нельзя тебе бросать. Сдашь в будущем году выпускные, а уж потом сможешь зарабатывать как следует.

Вид у Боба был такой, словно он вот-вот расплачется. Тоби достал из шкафа пиво, налил ему.

— Слушай, Тоби, ты не знаешь, к кому с этим обратиться?

— Не по моей линии. Могу осторожно поспрошать кое-кого.

Но кого же, собственно? В узком кругу его друзей беспутство было не в чести.

— Значит, подпольный аборт, — сказал Боб с горечью. — Сплошная мерзость, антисанитария, опасность.

— А если не это, что тогда? Сам подумай.

И тут пришел Эйдриан. Вид Боба испугал его.

— Что случилось? Я врезался в какой-то разговор?

— Вы уж не взыщите, отец Стедмэн, — сказал Боб, и в голосе его было еще больше горечи, чем раньше, — нам бы сейчас очень не повредили пастырские наставления.

— Пока я не вправе никого наставлять, — ответил Эйдриан просто. — Но может, ты скажешь, в чем дело?

Боб был явно не в силах говорить, так что пришлось Тоби рассказывать всю историю.

Вправе был Эйдриан наставлять других или не вправе, но именно этим он и занялся.

— Ты, разумеется, должен на ней жениться, — сказал он.

— Ну, понес поповскую ахинею, — буркнул Боб уже обычным своим тоном. — Нам необходимо от этого избавиться, вот какое дело.

— Но это было бы убийство, — объявил Эйдриан.

— Нельзя ли без громких слов? Пока это даже не живое существо.

— А по-моему, живое — с той секунды, как оно зачато. Кстати, это установлено точно?

— Она проверялась. Делали пробу на кроликах.

— Аборт запрещен законом. Но даже если бы и разрешался…

— Кончай. Как я могу жениться?

— Хотя бы для проформы…

— Но кто будет содержать ребенка?