Особый дар

— Миссис Робертс, я кое-что поразведала насчет ваших картин, но если вы считаете, что я сую нос не в свое дело, пожалуйста, скажите мне прямо.

Оказывается, она навела справки в Кембридже, в картинной галерее над магазином на Рыночной площади, где время от времени устраивают небольшие выставки — главным образом местных художников. Иной раз какая-нибудь из картин находит покупателя, но по большей части они остаются нераспроданными. Владелец галереи — человек со средствами, и это его хобби. То, что ему рассказала Мейзи (а он, по-видимому, хорошо знал и уважал ее), его заинтересовало, и он выразил желание посмотреть несколько картин миссис Робертс, чтобы решить, стоит ли ему их выставить. Никаких обещаний он, естественно, заранее дать не может.

— Нужно показать ему картин десять, не меньше, — обратилась Мейзи к миссис Робертс. — Но если бы вы дали мне с собою хотя бы шесть, он уже мог бы получить довольно точное представление о том, что вы делаете. Вы много успели написать после того, как я у вас была?

Внезапно появившийся у нее апломб позабавил Тоби. Роль посредницы явно доставляла ей удовольствие, а вместе с тем это было дело, и он сразу понял, что она не оплошает: до сих пор она держалась с миссис Робертс почтительно, как и подобает гостье держаться с хозяйкой дома, но сейчас почтительность уступила место деловитости.

— От ваших слов у меня голова пошла кругом, я как-то не могу собраться с мыслями. Да, за это время я написала еще две уличные сценки и сценку в парке. Но писала-то я, конечно, не в парке. Просто по памяти, из головы.

— Разрешите взглянуть на них?

— Но ведь ничего из этого не выйдет, а? — сказала миссис Робертс, и вопрос ее прозвучал печально.

— Не знаю, — ответила Мейзи. — Я пока просто провожу рекогносцировку.

И миссис Робертс в полном смятении повела ее наверх показывать картины. Она и в самом деле потрудилась изрядно. По размеру картины были разные, и каждая привлекательна на свой лад. Присев на корточки, Мейзи долго рассматривала их с видом профессионала — то хмурилась, то улыбалась. Наконец она поднялась.

— Если он решит их выставить, вам нужно будет на каждой вещи указать цену.

— Вы хотите сказать, мне за них заплатят? — Миссис Робертс была ошарашена.

— Конечно, если только они будут проданы; но при этом галерея удержит пятнадцать процентов комиссионных.

— Да я ни малейшего понятия не имею, сколько за них просить!

— Ну, грубо ориентировочно так: за небольшие — по десять фунтов, за уличные сценки — по тридцать. Не отдавать же их задешево. Цена сама по себе уже производит впечатление на покупателя.

— Тридцать фунтов!

— В общем, послушаем, что скажет мистер Дриффилд. — И Мейзи улыбнулась своей внезапной, милой улыбкой. — Может быть, у нас ничего не получится. Вот и выйдет, что я вас только зря обнадежила. Но попытаться стоит, правда ведь? А если все-таки не получится, вы не будете на меня в обиде?

— В обиде? Да я не знаю, как вас и благодарить за все, что вы уже сделали для меня.

Тоби даже не предполагал, что у матери есть такие честолюбивые мечты — а может, они появились только сейчас, и это Мейзи их пробудила. Он понимал, что девушка взяла на себя хлопоты не только из любви к живописи — главным образом, из желания его порадовать. Она открыто выказывала расположение к миссис Робертс — даже коснулась в безотчетном порыве ее руки. Миссис Робертс невольно отпрянула, но не потому что Мейзи была ей неприятна — напротив, та пришлась ей очень по душе, — а потому, что не привыкла к открытому проявлению чувств со стороны людей не близких. Потом до нее дошло, какое впечатление это может произвести на Мейзи, и она заставила себя на секунду положить ладонь девушке на руку.

Вскоре Мейзи сказала, что ей пора: темнеет сейчас рано, а ей не очень улыбается вести машину в полутьме. Тоби снес вниз шесть отобранных картин, разместил их на заднем сиденье.

Когда он вернулся в дом, мать сидела, сложив руки на коленях и уставившись перед собой застывшим взглядом.

— Очень-то ты не надейся, — сказал он. — Скрести пальцы улиткой — от сглаза.

— Подумать только, чтобы кто-то строил такие планы — для меня!

— Ты того заслуживаешь!

Он пошел наверх к себе в спальню поработать, но ему трудно было сосредоточиться. Что ж, матери, как видно, предстоит недолговременный период известности, для нее непривычной. Надо надеяться, что, если о ней заговорят — а вообще-то вряд ли слава ее будет шумной, вернее всего, дело ограничится заметочкой в кембриджской газете, — его лично это никак не коснется. Не хотелось бы, чтоб его частная жизнь стала достоянием посторонних.

Когда он приехал в Кембридж, Мейзи встретила его на вокзале: он постоянно ездил одним и тем же поездом. Она была так взбудоражена, что едва смогла овладеть своим голосом.

— У нас будет выставка! Дриффилд увидел картины и загорелся — насколько он вообще может загореться. Он хочет получить не меньше десятка, а по возможности и больше.

— Ну, это замечательно. Ты просто замечательная.