Особый порядок

«Почему я не должен быть счастливым? – думалось ему. – Почему именно я? Это ведь несправедливо. Меня и без того счастье обошло, я и так уже наказан. Я ведь тоже хочу, чтобы и меня любили. А как я умею любить, умею быть преданным! Если надо, могу быть и ручным… Как несправедливо устроен этот мир: почему одним всё, а другим ничего?.. Если судьба сама не даёт, значит, нужно брать самому. Боже, как всё несправедливо. Нет, сто раз нет… Почему он, мой лучший и единственный друг? Почему не я? Отчего я такой несчастный? – бредил Илья. – Надо решаться: либо сегодня, либо никогда… Но что?.. Смириться?.. Согласиться с тем, что уже есть у меня? А что у меня есть?.. Пока ничего. Вот этим ничем нужно пожертвовать. Что мне друг – ничего, когда он лишил меня счастья в любви… Боже, какой бред… Нет, я не могу, я не знаю, как это…»

Вдруг ударил гром над самой его головой. Илья испугался, вздрогнул, и одновременно с тем палец руки, вольно лежавший на спусковом крючке карабина, нажал на него. Разумеется, самого выстрела Илья не слышал: грохот неба заглушил тихий шум выстрела. Между тем он интуитивно и испуганно передёрнул затвор, и оттуда выскочила стреляная гильза. Илья повернулся к окну фронтона.

На улице было сумрачно: огромная туча нависла над городом. Подул ветер, и с шумом окно захлопнулось. Участился ветер с порывами. Крупные капли дождя падали на кровлю крыши. Дождь усиливался, а вместе с тем усиливался и шум кровли.

– Нет, нет, – пробормотал Илья и засуетился.

Он дрожащими руками снова завернул оружие в бумагу, свёрток перевязал бечевой и поставил его в углу. Затем спустился вниз и зашёл в дом.

Ветер бился в окна. Быстро уходила туча. Всё быстро успокоилось – стало тихо, небо прояснилось. На улице свежо, хорошо. Одно удовольствие после такого раската находиться на свежем воздухе. Но на улицу Мудрикову выходить теперь отчего-то не хотелось, он почему-то неосознанно боялся выходить из дома.

V

Дождь застал Андрея Ивановича и Татьяну Тимофеевну в городе. Они не спешили возвращаться домой, несмотря на усталость. Прогуливаясь по мокрым от дождя улицам, они разговаривали. О чём разговаривали? О былом, настоящем и предстоящем.

– А что, если Ирина и Николай заявят нам, что завтра женятся? – сказал не без иронии Андрей Иванович. – Ну и что? – ничуть не удивилась Татьяна Тимофеевна. – Этого следует ожидать…

– Это произойдёт когда-нибудь.

– И обязательно произойдёт, Андрей Иванович, – сказала она, как бы испытывая сожаление.

– Непривычно будет…

– Нет, дорогой Андрей Иванович, я не о том думаю.

– Разве?

Татьяна Тимофеевна улыбнулась, еле усмехнувшись, и украдкой взглянула на спутника. Казалось, она испытывала зависть и вместе с тем горесть. Такое происходит, когда понимаешь или осознаёшь, что, оказывается, сложилось не так. В результате досада – не более того. Дальше, полагаю, они шли бы молча, думая о своём, если бы не повстречалась с ними Анна.

– А вот и я, – сказала она, подойдя к ним сзади.

– Откуда ты? – испугалась Татьяна Тимофеевна.

– От подруги… и представляете, скоро её старшая сестра выходит замуж. Меня на свадьбу пригласили.

– Представляем, – одновременно сказали Андрей Иванович и Татьяна Тимофеевна.

– О как! – удивилась Анна. – Счастливо жить будете!

– Почему? – спросили опять же одновременно Андрей Иванович и Татьяна Тимофеевна.

– Примета такая, когда вместе говорят одно и то же.

– Эх, эти ваши приметы, – отмахнулся Карлин.

– Да-да, Андрей Иванович, – говорила Татьяна Тимофеевна, – именно приметы.

– Вот и разбери вас, женщин, когда вы всерьёз, когда вы лукавите.

– А мы всегда всерьёз лукавим. Правда, мама?

Татьяна Тимофеевна посмотрела на неё с удивлением, но промолчала.

Анна испуганно спросила:

– А что?

– Красиво ты сказала, – заметил Андрей Иванович, – а главное, как нельзя правильно.

Анна тем была польщена, приняв за комплимент. Татьяна Тимофеевна же осталась сдержанной, хотя и довольной. За разговорами они, не заметив, дошли до дома. Андрей Иванович с ними простился и пошёл дальше, к себе домой.

Глава восьмая

I

Никто не предугадывал, не предчувствовал беды – её никто не ждал, её неоткуда было ждать. А она уже случилась, пришла в дом Одовцевых. Татьяна Тимофеевна с дочерью вошли в дом. В доме стояла мёртвая тишина, которая никогда раньше здесь не устанавливалась.

– Михаил, ты дома? – спросила с порога Татьяна Тимофеевна.

Тишина.

– Папа! – громко позвала Анна.

Татьяна Тимофеевна заглянула в зал – никого не было. Дверь в зале, что вела в другую комнату, где чаще всего работал Михаил Михайлович, приоткрыта. Татьяна Тимофеевна вошла в неё. Непонимание и ужас одновременно охватили Одовцеву.

– Мама, – обратилась Анна из другой комнаты, – папы и здесь нет.

Татьяна Тимофеевна, ещё не поняв, что, собственно, произошло, быстро вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. В зал вошла Анна.

– Что, мама? – испуганно спросила она, увидев бледное лицо матери.

– Сходи за Андреем Ивановичем, – пробормотала она.

– Что-то случилось, мама?

– Сходи за ним, – напряжённым, но едва сдержанным голосом повторила Татьяна Тимофеевна.