Особый приказ (СИ)

Сначала Ваня следил за тем, как тонкая струйка песка медленно наполняет нижнюю колбу. Потом ему стало уже не до наблюдений. Рука затекла очень быстро, как будто он держал не шарик света, а тяжелую гирю. Умов бросил быстрый взгляд по сторонам. Половина учеников выглядела не лучше. Одно неловкое движение, и шарик задергался; Умову пришлось напрячься, чтобы заклинание не вышло из-под контроля.

— Саввин закончил, — проскрипела старушка.

Большой, на голову выше остальных, Саввин, смущенно вышел из круга и встал у стола, там, где никого не было. Шар света в руке Петровой мигнул на одно мгновение.

— Петрова закончила.

Неряхин покосился на девушку, и его огонек выкатился из рук.

— Неряхин закончил.

Песок в колбе не пересыпался еще до половины, а огонек давил на руку так, будто это пудовая гиря. Умов нервно облизнул губы и глубоко вдохнул. Одно неверное движение, и Ольга Иоанновна скажет своим скрипучим бесцветным голосом: «Умов закончил».

Шевельнулась гадкая мысль: он не первым ушел, он без колдовского дара, не стыдно уже заканчивать. Из тех троих, что стоят у стола, только Саввин лишен колдовского таланта. Где-то мгновение эта мысль вилась в голове, пока Умов не понял: вот именно потому, что у него нет колдовского дара, он должен держаться до победного конца и использовать каждую попытку.

Как его учили, он попытался расслабиться и ровно дышать. Стало полегче. Настолько, что он смог поднять взгляд и осмотреться. Песок сыпался медленно; ученики нет-нет, да смотрели на часы, как будто от этого время пойдет быстрее. Ваня посмотрел направо. Чернова очень легко держала свой огонек, разве что не поигрывая им, как мячиком. Кроме нее, только двое учеников не выглядели уставшими.

Очень осторожно он попробовал переложить шар света из одной руки в другую. Вкатил его на ладонь и с блаженством опустил правую руку вдоль тела. Пока он возился, песок заполнил примерно две трети колбы. Один за другим ученики выбывали из круга.

— Первый оборот, — произнесла Ольга Иоанновна.

К этому моменту в круге осталась только половина учеников. Последние мгновения Ваня продержался с большим трудом. Рука стремительно наливалась тяжестью; физическая усталость тут была ни при чем: он не мог уже поддерживать заклинание. Почти сразу после первого оборота четверо учеников погасили свои огни. В круге осталось шестеро. Ваня покосился на Чернову. Василиса стояла прямо, как будто проглотила копье. Напротив нее в точно такой же позе расположились Страхов и Волков. Отчего-то Умов знал, что эти трое достоят и до второго оборота.

Гадкая мысль поднялась вновь, и сопротивляться ей на этот раз было куда труднее. По лбу покатились крупные капли пота, но Умов не рисковал поднять руку, чтобы их вытереть — все его внимание теперь занимал клубочек света. Это потом он узнал, что старушка принесла для них пробу, рассчитанную на взрослых колдунов: безопасную, но очень утомительную. Это потом он узнал, что нижняя планка для колдунов седьмого года — три оборота таких же часов. Это потом он будет делать куда более сложные вещи. Сейчас он был парнем без колдовского дара, который смог продержаться до первого оборота, и ни сил, ни воли тянуть дальше у него не было.

Секунда, другая, третья… и красный шарик будто почуял мысли ученика и скатился с руки, избавив его от всех мук выбора.

— Умов закончил, — сухо произнесла старушка.

Ваня Умов еле заметно вздохнул с облегчением.

Когда Иван Умов добрался в своих воспоминаниях до этого момента, он тут же заснул. Ему снились Чернова и Страхов, стоящие друг напротив друга со своими шарами света — Волков выдержал до второго оборота, эти тянули до третьего. Ему снилась ухмылка на лице Черновой и класс, который болел за кого-то из них двоих настолько сильно, насколько позволяли приличия.

Ему снились люди, дотерпевшие до пятого оборота часов. Те, кто в четырнадцать научился делать то, на что он решился только восемь лет спустя — рваться к тем границам, которые очертит жизнь.

Глава 16

«Помимо службы на реке, царь Лодомерии заставляет своих бояр и дворян приезжать на военные смотры, где каждый обязан показать чиновникам своих людей и вооружение. Неявка на смотр приводит к серьезнейшим последствиям».

Сигизмунд фон Айзенштайн, «Записи о лодомерской жизни»

— Заряжай!

Им пятнадцать лет. Боярские и дворянские дети в этом возрасте выезжают на границу настоящими воинами. Ученики крепостей отправятся туда только через год, но все хотят уже сейчас. Почти все они просто не представляют другой жизни; такой, в которой нет долгой войны. Если даже кто-то и боится, то никогда этого не покажет: страх прослыть трусом все равно сильнее. Они ждут подвига и славы.

— Быстрее, быстрее, быстрее! — орет дед Сидор.

На жаре возиться с тяжелой пищалью трудно. Мокрая рубаха липнет к телу, пот катится по лбу и его капли попадают в глаза. Одно неосторожное движение — и все надо начинать сначала. Только бы не погас фитиль!

— На исходную! Целься! Огонь!