Читаем «Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник] полностью

[Winkler 1993] — Winkler H. A. Weimar 1918–1933: Die Geschichte der ersten deutschen Demokratie. München, 1993.

<p>Предисловие к книге «Особенности немецкой истории: буржуазное общество и политика в Германии XIX века» <a l:href="#n_127" type="note">[127]</a></p><p>Дэвид Блэкборн, Джефф Эли</p>

Джеймс Джолл писал: хотя и вся история, возможно, современна, но некоторые ее страницы современнее других [Joll 1978: 60]. Когда создавался первый набросок этого предисловия, премьер-министр Израиля сравнивал Бейрут с Берлином, а Ясира Арафата — с Гитлером. В то же самое время критически настроенный соотечественник господина Бегина описывал политику Израиля в Ливане как «иудео-нацизм». Дело было летом 1982 года. Однако если бы английское издание этой книги готовилось в другое время, все равно возникли бы переклички с отголосками истории Третьего рейха — неонацистскими демонстрациями в Германии и в других странах, рецидивом антисемитизма, актами геноцида, для которых у политиков и публицистов был готов ярлык «Холокост». Одним из последствий того, что случилось в Германии в 1933–1945 годах, стало возникновение критериев для измерения чудовищности преступлений, стандартов описания насилия в истории. Это моральное измерение составляет в настоящее время одну из характерных особенностей немецкой историографии. Это то, от чего историки современной Германии, немцы и не только, хотят они того или нет, не могут в полной мере освободиться. Данная книга — не о Холокосте или Третьем рейхе, на ее обложке нет свастики. Однако первое немецкое издание этой работы оказалось вовлечено в долгий и в последнее время возобновившийся с новой силой спор о недавнем прошлом и, как следствие, настоящем Германии. Одна из задач, которую это введение должно выполнить для английского читателя, заключается в разъяснении, как и почему это произошло.

Немецкий оригинал книги был опубликован издательством «Ullstein Verlag» в ноябре 1980 года [Blackbourn, Eley 1980]. Как и настоящее издание, книга состояла из двух пространных взаимодополняющих эссе, написанных в основном в 1979 году, но содержащих идеи, которые, как это обычно бывает, формировались в течение многих лет. Нас поразило, насколько живо и широко откликнулась на книгу публика. Солидные издания и еженедельники, адресованные массовому читателю, печатали длинные рецензии на наш труд, он обсуждался по радио, а его тема стала предметом дискуссии на тематических секциях нескольких конференций, включая Немецкую историческую конференцию в Мюнстере [Straub 1980; Puhle 1981; Sontheimer 1981; Straub 1981b; Stürmer 1981; Wehler 1981; Winkler 1981] [128]Подобную реакцию нельзя объяснить, исходя исключительно из частных достоинств и недостатков книги. Наше исследование было посвящено вопросам истории и историографии, а читательский отклик затронул, наряду с собственно историческими, моральные и политические проблемы. В первую очередь это касается спора вокруг основной темы нашей книги, где мы попытались рассмотреть некоторые вопросы, ключевые для представления о специфике немецкой истории, — речь идет об идее немецкого Sonderweg, особого пути, отличающегося от истории других (западных) стран.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука