Читаем «Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник] полностью

Следующая группа наших аргументов вытекает из уже изложенного. О каком именно отклонении в историческом развитии Германии по сравнению с западными нормами шла речь? Имелось в виду прежде всего отсутствие полноценной буржуазной революции. Буржуазиям положено восставать, немецкая же обычно изображалась движущейся в ущерб самой себе в направлении, противоположном логике современности. Выбирая погоню за прибылью как самоцель или же ища укрытия от внешнего мира внутри себя, в собственной эмоциональной жизни, подражая высшим слоям общества и преклоняясь перед военной доблестью, инертная и подобострастная немецкая буржуазия казалась классом, который продал свое право первенства за чечевичную похлебку. Именно этот комплекс представлений мы и хотели исследовать. Вначале мы оба верили, что зияющее отсутствие буржуазии в Германии представляет собой преувеличение: не так уж незаметна она была на исторической сцене. Нас объединяло намерение с разных сторон показать роль буржуазии в новейшей истории Германии в более приглядном свете. Этот подход в том числе подразумевал вопрос: что историки имеют в виду, говоря о «буржуазной революции»? Если немецкая буржуазия была исторически слабой и незрелой, определенно стоило задуматься, как выглядит сильная и зрелая буржуазия. В то же время было ясно, что в наше время никто уже не верит в «восстание среднего класса» (и тому есть серьезные основания), разве что, пожалуй, сами немцы, да и то это исключение, скорее подтверждающее правило. Поэтому в наши задачи вошел пересмотр определения буржуазной революции. По существу, мы хотели привлечь внимание к формированию бесспорно буржуазного общества в Германии XIX века, рассматривая главным образом права собственности и идеи соревновательности, верховенство закона, возникновение добровольных объединений и общественного мнения, а также новые образцы вкуса, модели попечительства и благотворительности. Каждая из наших статей также проблематизирует определенный аспект распространенного представления о «феодализированной» буржуазии: мы предполагаем, что с большей вероятностью следовало бы говорить об embourgeoisement (обуржуазивании) немецкого общества. Существовала, конечно, некая форма социального rapprochement (сближения) между буржуазией и поместным дворянством в Германии начиная примерно с 1870 ‐ х годов. Однако мы задались вопросом, до какой степени это явление можно назвать исключительным в европейской истории и в чем было его подлинное значение. Так, Ричард Кобден высказал предположение, что английские торговцы и фабриканты желали разбогатеть «лишь для того, чтобы затем раболепно преклониться перед феодализмом» [Briggs 1960: 72 fn. 4]. Позволяют ли этот и многие другие примеры из истории Британии, Франции и других стран говорить о «феодализированной» буржуазии в Европе в целом? Как отмечает один из наших рецензентов, недавняя книга Арно Майера «Непоколебимость Старого порядка» подводит именно к таким заключениям [Mayer 1981]. Подход Майера, безусловно, имеет недочеты, но, как бы ни относиться к его смелым доводам, эта книга служит предупреждением против попыток говорить об исключительности немецкого опыта.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука